Она подумала о воскресенье. О зале. О людях. О том, что скажет, когда зайдёт. И, странно, не почувствовала страха. Только лёгкое волнение – как будто что-то внутри просыпается, и пока боится говорить вслух.
Она перевела взгляд на туфли – вишнёвые, лакированные. Стояли у стенки, ещё в коробке, как тайна. Нина подошла, осторожно открыла крышку. Провела пальцами по ремешку. Её туфли. Для чего-то большего, чем просто шагать по квартире.
В зеркале мелькнуло отражение. Она поймала его взглядом. И впервые за долгое время не отвела глаз. Просто смотрела. На себя. На ту, которая ещё помнит, как это – быть живой. Она улыбнулась. Чуть-чуть. Совсем по-настоящему.
Нина проснулась ещё до будильника, хотя никакого будильника у неё и не было. Просто открылся глаз, и всё стало ясно: сегодня – тот день.
За окном всё ещё было серо. Мир не торопился просыпаться. Но внутри Нины уже что-то звенело – негромко, едва ощутимо. Как тонкий металлический ободок воспоминания, как хрупкий звук старого кулона, что когда-то касался её ключиц, пока она шла навстречу утру.
Она лежала пару минут, глядя в потолок. Потом поднялась. Медленно, как будто каждое движение требовало отдельного разрешения.
В ванной подольше, чем обычно, держала ладони под струёй воды. Будто пыталась смыть тревогу. Она знала, что может передумать в любую минуту. И боялась именно этого – что в последний момент вернётся "старая она" и всё отменит.
На кухне сделала кофе. Не пила, просто смотрела, как поднимается пар. Потом подошла к шкафу и начала выбирать. Ничего подходящего. Всё казалось или слишком простым, или слишком нарочитым. Наконец, нашла нейтральное: светлый джемпер, юбка до колена, туфли на маленьком каблуке.
Но остановилась у полки с коробкой. Вишнёвые туфли. Та самая пара. Открыла. Провела пальцем по лаку. И вдруг – надела. Просто чтобы «примерить». Встала у зеркала. Отражение не смеялось. Не осуждало. Только спрашивало: «Ты готова?»
Она глубоко вздохнула.
– Нет, – прошептала. – Но пойду.
Сумку взяла маленькую. Не потому что удобно – потому что хотелось чувствовать себя другой. Проверила время. До начала было чуть больше часа. Хватит, чтобы дойти. Или, если испугается – вернуться.
Она встала у двери. Вдох. Выдох. Рука на ручке. Щелчок. Дверь открылась.
Город не заметил, что для Нины сегодня особенный день. Он жил своей привычной жизнью: кто-то выгуливал собаку, кто-то нес пакет с макаронами, кто-то кричал кому-то в телефон. А она – шла. Медленно. Ровно. Как будто просто пошла по делам. Но каждая клетка её тела знала: это не обычная прогулка.
Туфли чуть жали. Или это ноги давно отвыкли от другого ритма. В сумке всё звенело – не от предметов, а от мыслей.
"Сейчас поверну обратно. Ещё не поздно. Никто не узнает. Скажу, что проспала. Что голова разболелась. Что дождь сильнее стал. Что…"
Она прошла перекрёсток. Знакомые дома мелькали мимо, как давно заброшенные воспоминания. Всё было слишком привычным. И именно это её пугало.
"Если сейчас сверну – так и останусь жить в том же круге. Платье – плед. Окно – единственный зритель. И чайник – лучший собеседник."
На остановке она на секунду остановилась. Посмотрела в витрину ларька. Там, в отражении – женщина. В пальто. С прямой спиной. Не робкая. Просто решающая.
Здание студии появилось впереди неожиданно. Не пафосное, простое. Серое, с вывеской, где слово "BURLESQUE YOU " было написано розовыми буквами. Под ними – «Для всех возрастов».
