Морские рассказы о главном - страница 5



Сейчас изредка, как в тумане, снятся далекие страны, незнакомые чужие города. Во снах я бегу, тороплюсь, не зная, куда и зачем, мне машут руками люди, с которыми судьба сталкивала не раз, а потом разбрасывала в разные стороны. Они пытаются мне что-то сказать, но я их почти не слышу. «Не торопись, – шепчут их губы, – не торопись. Береги свое время, его осталось не так уж много».

Да что там говорить, не успеешь опомниться, как уже блекнет молодость, и тускнеют глаза. Ничем не оправданная стремительность времени вызывает в душе сильное сожаление: все чаще вспоминаешь прошлое и задумываешься о бренности тела. За долгие годы жизни многое из памяти стерлось, притупилось, но некоторые события остались такими же яркими, какими были много лет назад.

Если честно, не смотря на солидный возраст, я себя старым не считаю. Душа так вообще молодая, как мне кажется. Однако со временем создалось впечатление, что за долгие годы морской жизни тело мое изрядно поизносилось и частично вышло из моды. Это, как старый, никому не нужный двубортный велюровый пиджак, который выбросить жалко, а носить не хочется. Вот и висит, пылится, ждет своего часа. Но я думаю, что не все так уж и плохо. Это ничего, что при ходьбе поскрипывают колени, а утром трудно вставать из-за болей в спине. Главное, держать себя бодрячком.

Эх, молодость, молодость, как она быстро проходит! Хотя есть еще порох в пороховницах. Отсырел немного, но ничего, лишь бы огонь был в душе.

Вдали блеснули купала церкви. Может зайти да поставить свечки за здравие живых и упокой ушедших, постоять у икон, помолиться? Давненько там не был.

С каждым разом редеет круг друзей. Общаемся с ними редко, как правило, по телефону: все времени нет на встречи, да и раскидало нас по всему миру. А года идут… Странная штука – жизнь: не предупреждает заранее, вот и уходят они внезапно, не попрощавшись, молча закрывая за собой двери жизни.

На какое-то мгновение мысли, как вихри, закрутились и унеслись в далекое прошлое. Сколько же времени прошло с тех пор? Лет тридцать, может больше. Николая я помню до сих пор: сравнительного молодого, сорокалетнего мужчину, немного сутуловатого, с жилистыми руками и небольшим шрамом на носу. С ним я был знаком всего пару часов, а, надо же, запомнился на всю жизнь.

Как сейчас помню, мы стояли на рейде в устье реки Параны у берегов Аргентины в ожидании швартовки. Мелкий неприятный дождик моросил палубу. Шли третьи сутки, как мы торчали там. Скукотища неимоверная: телевизор толком не брал, рыбалка была плохая, продукты заканчивались, настроения – ноль. Бывает такое: что ни делаешь – все не то, все не так. Тоска, одним словом.

В то раннее утро судно тихо покачивалась на волнах. Я только проснулся. Открыл глаза, обвел каюту непонимающим взглядом и удивился: «Где это я? Тьфу ты! Надо же, сон приснился, будто дома сижу у себя в квартире, жена блины печет, а они черные, подгорелые получаются. К чему бы это? Наверное, не к добру». Моряки – суеверный народ, но не до такой же степени, чтобы верить всякой чепухе?

– Третьему помощнику принять лоцманский катер с правого борта, – послышался голос капитана по громкоговорителю судовой связи.

– Ну, наконец-то, пойдем под погрузку.

Не спеша одевшись, я посмотрел в иллюминатор. Небольшой пузатый катер с помятыми боками медленно подходил к судну. Сильное течение то и дело сносило его в сторону. Наконец, с трудом, он уперся носом в корпус грузовой палубы. Из каюты катера вышел грузный мужчина, портовый лоцман, помогающий капитанам проводить судно по фарватеру реки в сложных условиях. Одетый в желтый дождевик, с портфелем в руках, он поднял голову, что-то прокричал и помахал рукой. Вахтенный матрос сбросил штормтрап за борт, закрепив его веревками к леерам. Чтобы подняться на борт судна по такому трапу, надо обладать определенными навыками и физической силой. Лоцман, запыхавшись, взобрался на грузовую палубу и пошел на капитанский мостик.