– Не без этого…
– Поужинаем в ресторане?
В ответ Исмаилов провел рукой по своему старенькому пиджаку, от которого попахивало чем-то не особенно приятным:
– В таком-то виде в ресторан?
– Если хочешь, пойдем в недорогую закусочную. Она здесь за углом.
…Они сели за отдельный столик, Ройтман заказал по кружке пива, рыбный салат и сосиски. Исмаилов с аппетитом навалился на еду. Ройтман поглядывал на него, потягивая пивко.
– Ну, расскажи, как поживаешь? – спросил он.
Исмаилов на минуту оторвался от еды.
– Что рассказывать… После войны долго мотался в поисках куска хлеба. Работал то грузчиком, то мусорщиком. Теперь вот убираю за этими тварями.
– Что имеешь?
– Заработка хватает на то, чтобы заплатить за комнату, которую снимаю, и на еду. Все мечтаю купить себе новый костюм, да в редкие свободные часы погулять по городу. Но не получается.
– Вернуться к своему прежнему ремеслу не хочешь?
Исмаилов сделал несколько глотков, слегка постучал кружкой о деревянный стол, словно кому-то грозил:
– Не сомневался, что рано или поздно вы зададите мне этот вопрос. Отвечаю: нет. В Советах меня ждет высшая мера, а я хочу жить. Бедно, как сейчас, но жить.
– Жить или существовать?
– Называйте, как хотите. Все равно нет.
Исмаилов замолчал, задумался. Ройтман начал понимать, что попросту теряет время. Он уже собрался идти, как вдруг услышал:
– Единственное, что меня тянет к Советам, так это желание увидеть родной Баку. А еще горы, аул, где проживала вся родня по материнской линии. Я часто бывал у них. Насколько мне известно, Хрущев вернул обратно народы, незаконно выселенные Сталиным. И я задаю вопрос: может кто-то из моей родни уцелел? Так хочется увидеть…
Ройтман передумал уходить; оживился, щелкнул, подозвал официанта:
– Еще по кружке!
А на Исмаилова нагрянули воспоминания:
– Иногда закрываю глаза и вижу отца и мать, – каким-то певучим тоном произнес он. – Отец был директором мебельной фабрики. В 1938-м его, как врага народа, арестовали и расстреляли. У матери не выдержало сердце. Меня выгнали из института. Хотели, чтобы я отрекся от отца, но я не пошел на это. Младшего брата Рустама отправили в детдом, где он умер от какой-то болезни. Я связался с одной компанией, промышлявшей квартирными кражами. А что делать, жить-то надо было? Попался. Отсидел два с половиной года. Когда вышел, не знал, куда податься – в нашем доме жили уже другие. Воровать? Ни за что! Оставалось только уехать в Чечню и поселиться в ауле у деда и зарабатывать ловлей змей. Их много в верховьях Терека. Особенно ценился яд…
– …гюрзы?
– Да, гюрзы. А потом была война, плен и все остальное…
Это походило на исповедь. Ройтман внимательно слушал, хотя биографию Исмаилова он знал еще по разведшколе.
– Родные места можно увидеть, будучи гражданином Германии, – наконец, произнес он.
– Это как?
– В турпоездке с немецким паспортом, как представитель какой-нибудь фирмы.
Дальше последовало молчание. Ройтман, понимая психологическое состояние собеседника, не решался повторно предлагать сотрудничество. Когда настало время прощаться, он поднялся, положил на стол визитку:
– Вот что, Гюрза, я знаю, на что ты способен. А ты знаешь, чего я хочу. Если надумаешь, позвони.
И Гюрза позвонил… на следующий же день.
