Дожидаться двух несерьёзных леди,
конечно, никто не стал, и мы услышали
заключительное напутствие нашего новоиспечённого «монаха».
—
Прощайте обиды, манифестируйте свою волю, почувствуйте, как в этой
палочке горят все ваши обиды к папе и маме.
Легко сказать. Я нахмурилась, слова
мужчины вызвали стойкое сопротивление. Я не стала прикасаться ладонями ко лбу и
сердцу, как показал «учитель», поставила палочку последней, не проявив должного
смирения и уважения. Мои родители давно живут отдельно, не беспокоясь обо мне. У
них есть, о ком заботиться. Я почему-то не вписалась в их линейку приоритетов,
в отношении меня у родителей была почти полная эмоциональная глухота.
Однажды, когда мать схватила ремень,
чтобы отлупить меня, я закричала ей в лицо.
— Ну, убей меня, убей! Зачем родила!
Злые воспоминания в идиллическом месте среди зелени, цветных
зонтиков, фигурок богов, украшенных гирляндами, были сродни святотатству.
Учитель повёл нас дальше, не переставая
говорить. Он чем-то напоминал Егора, который с умным видом мог чесать языком на
любимые темы, не сбиваясь с мысли.
— Когда я смог простить своего отца,
который был со мною излишне строг, я как бы сказал, что принимаю его гены.
После этого у меня резко заработала интуиция, чтение мыслей, предвидение.
Егор бы сейчас высмеял все сверхспособности
этого товарища, хотя иногда сам прибегал к некоторым практикам «улетевших».
Мы двинулись вперёд. Речь пошла о втором
колене рода – дедушках и бабушках, к
которым претензий я не имела. Со стороны отца никого не знала, а бабушку по
матери я по-своему любила.
Духовный учитель воодушевлённо продолжал
говорить, призывал к покаянию и ставил тлеющие палочки, продвигаясь к финишу. Я
слушала его довольно расслаблено, зная, что вся информация выветрится из головы
уже через пару дней. Конечно, приятно сознавать, что в роду до девятого колена
больше пятисот человек, и все они стоят за моей спиной и никогда не дадут
упасть.
Учитель произнёс молитву, которую
предложил повторить три раза. Паства смиренно следовала за ним, Ира, сложив
ладони лодочкой и закрыв глаза, тоже беззвучно шептала, прося за себя и свой
род. Я – единственная оказалась аутсайдером, не повторяла и не просила, просто
ожидала окончание ритуала.
Главное, самой не шагнуть в пропасть.
Изрядно проголодавшись, я направила Иру
на мотике к знакомой двухэтажной кафешке, где в меню было много вкусных блюд и достаточно
большие порции. На первом этаже находился зал с кондиционерами, но мы пошли на
второй, на открытое пространство. Ира болтала без остановки пор под
впечатлением от посещения храма.
— Здорово, что мы туда пошли. Я в
восторге, — Ира активно работала ложкой над супом из говяжьих хвостов, — тебе
не очень понравилось?
— Ну, так, — я ждала кесадилью с
курицей, потягивая из трубочки авокадо смузи.
— Слушай, я ведь сегодня окончательно
простила отца. У меня не осталось никаких обид.
— Бросил вас? — я спросила лишь для
поддержания разговора.
Развод моих родителей давно меня не
трогал. Мне кажется, мать и родила меня, чтобы удержать папашу, но из этого всё
равно ничего не вышло. Он ушел, когда мне было лет пять или шесть.
— Но в том дело, что разошлись. Он меня
любил, гордился мною, а мать избивал. Сказал, если с ней останется, то убьёт. Я
с восьми лет поняла, что любить отца и мать надо отдельно. Для меня это не было
проблемой.
