Мой Милош - страница 26

Как будто Великая Матерь-Земля палеолита, что рождает

и сберегает прах.

Отсюда, быть может, у мужчин страх любовных обетов,

ибо они всего лишь обетованье смерти.

Наши сестры не согласятся с земною природой Евы,

но у Якоба Бёме мы встретим и образ Евы иной,

той, что получила и приняла призыв

стать матерью Бога.

Не забудем, однако, что Бёме говорит о мире архетипов,

созерцаемых Богом, а значит, о таком,

где не существует никакого перед и после,

то есть вторая Ева вовсе не преемница первой,

они стоят рядом, та и другая, под взглядом Творца.

Перетекают друг в друга, родные, ближе чем сестры.

Поразительный «Гимн на Благовещенье Пресвятой Деве Марии» молодого антиклерикала Мицкевича был написан прямо перед масонским гимном, известным как ода «Молодость», и прославляет Марию словами пророка, то есть Якоба Бёме.

13. Нельзя удивляться

Нельзя удивляться этим спекуляциям,

ибо первородный грех непонятен

и лишь чуть-чуть проясняется, когда мы положим,

что Адаму льстило стать властелином

всей зримой твари, а она, желая,

чтоб он с ней соединился, надеялась,

что этим он спасет ее от смерти.

Этого не случилось, и сам он утратил бессмертие.

Похоже на то, что первородный грех —

это прометейская мечта о человеке,

существе настолько одаренном, что силой своего ума

он создаст цивилизацию и откроет лекарство против смерти.

И что новый Адам, Христос, облекся плотью и умер,

чтоб избавить нас от прометейской гордыни.

С которой, правду сказать, Мицкевичу справиться было труднее всего.

14. Ты, родившись

Ты, родившись в бедной хатке,
Вырви нас из бесьей хватки.
Коляда

Всякий, кто считает нормальным порядок вещей,

где сильные торжествуют, а жизнь кончается смертью,

согласен на господство дьявола.

Христианство пускай не притворяется, что расположено к миру,

если видит в нем грех похоти, или универсальной Воли,

как назвал это великий философ пессимизма Шопенгауэр,

который в христианстве и буддизме находил общую черту —

сострадание к жителям земли, юдоли слез.

Кто вверяется Иисусу Христу, тот чает Второго пришествия

и конца света, когда первое небо и первая земля

прейдут и смерти уже не будет.

15. Мы принимаем религию

Мы принимаем религию из жалости к людям.

Они слишком слабы, чтобы жить без Божьей опеки.

Слишком слабы, чтобы слушать скрежещущий ход адских колес.

Кто из нас смирится со вселенной без единого голоса

Сострадания, жалости, понимания?

Человечность означает нечто совершенно чуждое среди галактик.

Этого достаточно, чтобы вместе воздвигать храм

невообразимого милосердия.

16. А на самом-то деле

А на самом-то деле я ничего не понимаю, есть лишь

наш танец в экстазе, танец дробинок великого целого.

Рождаются и умирают, танец всё тянется, закрываю глаза,

защищаясь от наплыва бегущих на меня картин.

Может, я лишь изображаю жесты и слова и поступки,

задержан в предназначенном мне загоне времени.

Homo rituаlis, сознавая это, выполняю

всё, что предписано однодневному мастеру.

17. Почему не признаться

Почему не признаться, что я не пошел в моей религиозности

дальше Книги Иова?

С той разницей, что Иов считал себя невинным,

я же возложил вину на свои гены.

Я не был невинным, хотел быть невинным, но не мог.

Насланное на меня несчастье терпел, не проклиная Бога,

раз уж научился не проклинать Бога за то,

что сотворил меня таким, не другим человеком.

Несчастье было, думаю, наказаньем за то, что существую.

День и ночь задавал я Богу вопрос: Почему?

Так до конца и не уверен, понимаю ли

Назад Вперед

Мой Милош - страница 26

Похожие книги