Мой Милош - страница 28
так вылепленной, как Она явилась ребенку в Лурде.
Разумеется, я скептик, но вместе с ними пою
и тем одолеваю противоречие
между частной религией и религией обряда.
23. Красивая Дама
Красивая Дама, Ты, что явилась детям в Лурде и Фатиме.
Больше всего, как рассказали дети, их поразило,
до чего Ты несказанно прекрасна.
Будто Ты хотела напомнить, что красота —
один из компонентов мира.
Что могу подтвердить, ибо в Лурде я был
паломником у грота, где шумела река
и на чистом небе над горами виднелся узкий серп месяца.
Ты стояла, говорят дети, над небольшим деревцем,
но Твои стопы возносились сантиметров на десять
над его листвой.
Твое тело было не призрачным, а из нематерьяльной материи,
и можно было сосчитать пуговки на Твоем платье.
Я просил у Тебя чуда, но в то же время сознавал,
Что пришел из страны, где Твои святые места – средство
укреплять национальный мираж и прибегать
под Твою, языческой богини, защиту
от нашествия врага.
Мое присутствие здесь было замутнено
Долгом поэта, которому не дозволено льстить
народным фантазиям.
Но я жажду остаться верным Твоему непостижимому помыслу
Явиться детям в Лурде и Фатиме.
2000
Стихотворения
Campo Di Fiori
В Риме на Кампо ди Фьори
Корзины маслин и лимонов,
Булыжник вином забрызган
И лепестками цветов.
Креветок розовых груды
На лотках у торговок,
Черного винограда
Охапки и персиков пух.
Здесь, на Кампо ди Фьори,
Сжигали Джордано Бруно,
Палач в кольце любопытных
Мелко крестил огонь,
Но только угасло пламя —
И снова шумели таверны,
Корзины маслин и лимонов
Покачивались на головах.
Я вспомнил Кампо ди Фьори
В Варшаве, у карусели,
В погожий весенний вечер,
Под звуки польки лихой.
Залпы за стенами гетто
Глушила лихая полька,
И подлетали пары
В весеннюю теплую синь.
А ветер с домов горящих
Сносил голубками хлопья,
И едущие на карусели
Ловили их на лету.
Трепал он девушкам юбки,
Тот ветер с домов горящих,
Смеялись веселые толпы
В варшавский праздничный день.
Мораль извлекая, скажут,
Что римляне ли, варшавяне
Торгуют, смеются, любят
Близ мученического костра.
Другие, возможно, скажут
О бренности мира людского,
О том, что забвенье приходит
Прежде, чем пламень угас.
Я же тогда подумал
Об одиночестве в смерти,
О том, что, когда Джордано
Восходил на костер,
Не нашел ни единого слова
С человечеством попрощаться,
С человечеством, что оставалось,
В человеческом языке.
Спешили хлебнуть винишка,
Торговать мясцом осьминогов,
Корзины маслин и лимонов
Плыли в шуме толпы.
И он был от них далеким,
Как будто прошли столетья,
А им и мгновенья хватило
Взглянуть на последний взлет.
И эти – одни в своей смерти,
Уже забытые миром.
Как голос дальней планеты,
Язык наш уже им чужд.
Когда-то всё станет легендой,
Тогда, через многие годы,
На новом Кампо ди Фьори
Поэт разожжет мятеж.
Варшава – Страстная неделя, 1943
Напоминание
И острова минули мы,
И вёсны миновали,
И девушек, как персик
В пуховых щек овале.
Заискрились, мелькнули
Средь зелени неоны.
А с гор лились ручьями
Гитары перезвоны.
Тут губы в поцелуе
Над счетчиком мгновений
Проехали асфальтом
Под памятников тени.
Аэропортов полночь
Сияла с самолета.
О Греции, о Греции
Здесь разве помнит кто-то?
Наш мир, что несомненно,
К благому изменился.
Блистающей машине
Подчинена землица.
Несчастье навещает
Несчастнейшие страны,
А мы, мы каждый счастливы,
Мы без вины, без раны.
Судьба к ним затеряет
Запутанные тропы,
И отделил нас океан
От той дурной Европы.
И кораблям свысóка
Дает сигнал Свобода
О Греции, о Греции
Здесь разве помнит кто-то?
Похожие книги
Книга человека легендарной судьбы, поэта и правозащитника, лауреата «Русской премии» за 2016 год Натальи Горбаневской, в которой она выступает не только как исследователь стихов, но и как свидетель судеб своих современников и друзей. В круг напряженного этического внимания автора входят, наряду с Анной Ахматовой, нобелевскими лауреатами Иосифом Бродским и Чеславом Милошем, известные представители «ленинградской поэтической школы», а также поэты,
Сборник «Мой Милош» – плод тридцатилетней работы Натальи Горбаневской над текстами Чеслова Милоша. В него включены переводы поэзии и публицистики нобелевского лауреата, а также статьи о нем – самой Горбаневской и нескольких польских авторов.
В полдень 25 августа 1968 года восемь человек вышли на Красную площадь, чтобы выразить протест против вторжения советских войск в Чехословакию. Протест не имел никакого практического смысла, участники акции попали в тюрьмы и психбольницы, но демонстрация стала символом нравственного сопротивления тоталитарному режиму. Книга одного из участников демонстрации, поэта и переводчицы Натальи Горбаневской, посвящена истории и последствиям самого известн
Москва, Париж и многие другие города – пунктир этого избранного Натальи Горбаневской за 50 лет. А в городах и между городами лежат исхоженные улицы и переулки, дороги, изъезженные трамваями, автобусами, электричками, грузовиками, поездами (включая этап в вагонзаке), самолетами… И всё это – один путь, непрямой, нелегкий, путь от хлябей к тверди.
Что мы знаем о блокаде Ленинграда? Дневник Тани Савичевой, метроном, стихи Ольги Берггольц – вот наиболее яркие ассоциации. Как трагедия стала возможна и почему это произошло лишь с одним городом за четыре страшных года войны? В этой книге коллектив российских историков обращается к ранее опубликованным архивным документам, шаг за шагом восстанавливая события, которые привели к голоду сотен тысяч ленинградцев. Дополняя источники статьями и коммен
Генеалогия, алгоритм поиска родословной, практические советы и рекомендации, автофикшн, философия времени, путешествие по городам и пяти странам, путешествие во времени и пространстве… Можно ли это уместить в одну книгу? Можно, если это родословный детектив-путешествие, вобравший в себя реальные и вымышленные события, которые невозможно отделить друг от друга. Такого вы ещё не читали. Книга, которая писалась десять лет. Нет, всю жизнь. И она не о
Героиня книги «Зеркало-псише» Марья Ивановна Ушкина проходит путь от детства до зрелости, сопровождаемая субличностью зазеркалья. Иногда с лирической светлой грустью, иногда с юмором и самоиронией героиня проживает свои ошибки. Зачёркивает летние дни сложного детства и отрочества в календарях, составляет список своих поклонников, покидает любимого, придумывает теорию жизненных циклов и щедро делится творческим анализом собственных ошибок.
«Алая заря» свидетельствует о возвращении на Землю сотворённого человека. Казнь (заклание) и Пробуждение (оживление трупа) – не вымысел. Это быль. Адам Антихрист – человек, сотворённый в истине (Дух истины). И это факт.
Петька за раз съедает пять стаканчиков мороженого и попадает в больницу. Там он знакомится с будущим пиратом Витькой, красавицей Викой и «древним греком» Спартаком. Однако всё лечение летит псу под хвост, когда в их жизни появляется Белый лев – огромный пёс по имени Мишка. Он сбегает от хозяина, который пытается убить его. Мишку выхаживает местный Робин Гуд Юрка, и пёс становится любимцем маленьких пациентов. Дети прячут пса, но старый хозяин гот
Вы мечтали переиграть прошлое? Такую игру разрабатывает Мари. Выбрав точку отсчета, пользователь создаёт альтернативные реальности.Программа готова к тестированию, но героиня начинает подозревать, что находится внутри игры: меняются привычные ей пейзажи, знакомые не узнают её, а незнакомцы считают семьей.Код работает не верно? Её подключили к версии конкурента? Или происходит нечто необъяснимое?Второй роман трилогии о загадках разума поднимает во