Прогресс, даже местного масштаба, не зависит, мне мыслится, ни от прихоти, ни от близорукости властей, а всегда подчинён, и подвластен только велению времени. А время требовало: к середине шестидесятых годов века двадцатого – городку пристало иметь мало-мальски приличное лечебное учреждение.
И новоселье состоялось. Да, внешне больница выглядела не броско, приземисто (хотя и была двухэтажной), но от прежнего складского полуподвала отличалась, как булыжник отличается от драгоценного камня. От здания, ещё пустого, пахнущего ядовитодурманящей краской, веяло, пусть ординарной, но всё же цивилизацией: функционировал водопровод (вода бралась из собственной дебитной артезианской скважины); наличествовала канализация (хотя фекалии сливались в залив моря без очистки); корпуса (а их насчитывалось несколько) – отапливались центрально, от собственной котельной; и, наконец, здание было электрифицировано на постоянной основе (к тому времени к городку была подтянута стационарная ЛЭП).
Родильное отделение смотрелось добротно (в моей памяти ещё не потускнела картинка стандартного родильного дома, в котором я отбывал институтскую стажировку), и особых нареканий «сооружение» у меня не вызывало. Отделение имело все необходимые помещения, и даже отдельный (нормативный!) блок с малой и большой операционной.
В соседнем крыле, изолированном от родильных коек, размещалось гинекологическое отделение.
По большому счёту, хоромы и антураж – на «царские» не тянули, но для нормальной работы были вполне приемлемыми. К тому же (по статусу и кадровой оснащённости) – разумелось: отделение предназначается исключительно для физиологичных родов.
Но район был сплошь сельскохозяйственным, участковых больниц насчитывалось более пяти, плюс дюжина фельдшерско-акушерских пунктов, – и как там наблюдались беременные женщины от малых недель до девяти месяцев, можно было только гадать.
При срочных вызовах и выездах на периферию (а мне, по факту, и по долгу службы, – вменялась и такая обязанность) приходилось сталкиваться и с – пре, и с самой эклампсией, – тяжелейшими формами токсикоза второй половины беременности, и с иной, вовремя неразгаданной дородовой патологией.
(Я вынужден включить в текст некоторые малопонятные медицинские термины, хотя знать читающему, что они есть на самом деле, вовсе необязательно). Замечу лишь, что прогноз при развитии подобной патологии – весьма серьёзен, и часто заканчивается выкидышем, внутриутробной гибелью плода, маточными кровотечениями, инвалидностью матери, и даже летальным исходом.
Конечно, в наши дни такой прогноз маловероятен: и медицина другая, и возможности, и дородовое ведение беременных иное.
Но тогда…
Почему к месту выезжал я, а не доставляли (что было бы логичнее) беременную в районное отделение?.. Фельдшер ФАПа наблюдал беременную, как позволяли ему его познания, наработанная практика, и умение – оценивать элементарную объективность: чрезмерный набор веса, асимметрию АД на руках, снижение пульсового АД, отёки, – вроде бы очевидные признаки развития позднего токсикоза, которые он, сельский медработник, обязан увидеть, патронируя будущую мать.
Но то ли познания были не ахти, то ли сопоставлять объективные данные умели не все, но вовремя направить в центр для консультации и ранней госпитализации беременную с такой симптоматикой, – руки, мягко говоря, доходили не у всех, и не всегда.
