После неловкого отъезда Хьюго и Рони мы все поздравляем Епифанию с ее необыкновенной любезностью перед лицом крайней провокации и благодарим Епифанию и Стэнли за гостеприимство. Еще одно такси приезжает – за Хелен и Альбертом, и посреди сердечных прощальных объятий и поцелуев Альберт, из которого обычно не вытянуть ни слова, подмигивает мне и бормочет:
– Ох уж этот Хьюго! Полный придурок.
Эдвард и Лорд Байрон провожают меня домой. На улице ясно, холодно и спокойно, и наши шаги эхом разлетаются по улице, пока мы идем, держась за руки, под широким звездным небом.
– Ты в порядке? – спрашивает Эдвард, когда мы подходим к моему дому.
– Конечно.
Я целую его в обе щеки и Лорда Байрона – в лоб. Эдвард крепко обнимает меня и пристально смотрит в глаза, словно что-то ищет. В какой-то момент я чувствую: он хочет сказать что-то еще. Невысказанные слова замирают между нами, словно выдох в ночном воздухе, и улетают прочь. Видимо, я их спугнула. Эдвард ждет, пока я открою дверь, и отправляется домой.
– Кстати, – кричу я ему вслед, – твой пес описал ногу Хьюго.
На улице еще долго слышен его хохот.
Сегодня температура воды в бассейне – 8,5 градуса, небо цвета цемента, идет сильный дождь. И сегодня я хочу наказать себя болью. Потому что завтра – канун Рождества, а значит, все должны быть счастливы. Все должны надеть колючие свитера со снеговиками, пингвинами или оленями. Должны объесться блюд из птицы, пирогов и пудингов – не меньше, чем на собственный вес. Мы должны взрывать хлопушки, смотреть «Доктора Кто» и делать вид, что нам нравятся мягкие ароматизированные вешалки для одежды, передаренные жадным коллегой в «Секретном Санте». А еще мы должны пить коктейль «Снежок». Это закон. И я буду, обещаю. Я попытаюсь быть счастливой и не замечать чувства вины, стоящего у меня за плечами, как обычно. Но в качестве искупления за завтра сегодня я должна утонуть. Почти.
В бассейне всего два человека, и никаких признаков австралийки, но если она появится, на этот раз я готова. Легкие сжимаются и болят, пока глубокая холодная вода успокаивает разум, но я осторожна и остаюсь под водой не слишком долго. Несколько лет назад я получила жестокий урок. Отсчитав на дайверских часах минуту и пятьдесят пять секунд, я всплываю обратно на поверхность и плыву к мелкой части бассейна. Дождь жалит покрытую мурашками кожу, пока я спешу обратно в раздевалку. Высушившись и переодевшись, я выхожу, сжимая в руках книгу. Книгу, взятую на случай, если я встречу австралийку. Как понимаете, у меня страсть. И как любой человек со страстью, я готова на любую хитрость. Я заметаю следы. Книга называется «Техники работы с голосом».
На пустой парковке Эдит Пиаф заводится с первого раза, и я ее сердечно хвалю. По радио детский школьный хор поет песню про оленя Рудольфа. Я переключаю на другой канал. Мой мальчик так и не пошел в школу. У него было всего два Рождества. Во время первого он был крошечным малышом, а во время второго едва понимал, что происходит. Тогда мы с Эдвардом и подарили ему лошадку-качалку. Он был слишком маленьким, чтобы кататься на ней самостоятельно, но, когда мы держали его в седле, он дрыгал ножками и визжал от удовольствия. Он не понимал, что такое Рождество, но был очень доволен подарком. Я переключаю Эдит на первую передачу, потом на вторую и уезжаю с парковки. Дождь наконец прекратился, и бледное зимнее солнце слабо сияет за перламутровыми облаками. Нужно торопиться. Через полчаса нам с Хайзумом надо быть у ветеринара, ему должны подстричь ногти. Когда я купила Эдит Пиаф, то убрала заднее сиденье, чтобы возить Хайзума. Он очень любит свое специальное транспортное средство. Уверена, что он мнит машину своей, а меня считает просто шофером.
