Парочка больших зайцев промелькнули возле тропы, Амелия проследила за ними взглядом, затем осторожно направила коня туда, где они скрылись. Затем обнаружила следы крупного рогатого животного, вернее всего, молодого оленя.
Пока конь осторожно вышагивал по покрытой мхом влажной земле, огибая кочки и норы, Амелия уверенно, выпрямив спину и крепко сжимая бёдра, разглядывала переменчивую местность: уже вскоре послышался шум воды, а значит один из многочисленных ручьёв, спускавшийся сюда с гор, был близко.
Обычно во время таких прогулок она только и делала, что думала о Томасе и пыталась выбросить из головы его непрошенный образ, пусть и с большим трудом. Мысли о нём мешали сосредоточиться на следах или шуме вокруг. Но он всегда был в её голове, днём и ночью, когда она не могла заснуть, и ничего не могла с этим поделать.
Амелия сама не заметила, как спустилась к широкому неглубокому ручью. Здесь следы оленей были куда отчётливей. Девушка верхом пересекла ручей и вдохнула полной грудью воздух, ставший словно ещё свежее и прозрачнее.
– Во снах меня ждёт верный друг мой; любовь, что дана с небес, – напела она вслух, чтобы отвлечься; улыбнулась, чуть натянула поводья и свернула правее, в чащу. – Он стал всем, что я знала, любила, ждала. Я с ним обручена навек.
Где-то в стороне послышался топот или же частые шлепки по дереву, словно кто-то бил ладонью по стволу – Амелия пригляделась и увидела парочку бобров, копошащихся на груде брёвен и ила. Днём их было почти не увидеть, и девушка улыбнулась, умилившись этой простой занятной картине.
–Утром я обвенчаюсь с ним, клятву отдам, – протянула она мелодично, – руку, сердце, мой обет…
Где-то в траве, меж деревьев, пробежала сосновая полёвка. С ближайшего дерева осыпалась хвоя – скорее всего, там рыскала чёрная белка, или лисья, как её называли местные.
– Он от плоти моей, кровь от крови, и я с ним обручена навек…
Наконец, Амелия остановила коня, спешилась и похлопала его по могучей шее. Затем сняла прикреплённые к крылу седла лук и колчан и привязала повод уздечки к поваленному бревну.
Два молодых оленя, которых Амелия приметила издалека благодаря тому, что лес в этом месте поредел, неторопливо передвигались по узкой поляне, то останавливаясь и склоняя морды к траве, то снова двигаясь. Они не замечали её, она находилась достаточно далеко и не выдавала себя, поскольку привыкла подолгу сидеть тихо и неподвижно.
Встав на одно колено, девушка взялась за лук, вытащила одну из пяти своих стрел, положила её на рукоять, затем сосредоточилась: слегка прищурилась, тремя пальцами стала натягивать тетиву до уголка губ и выбрала одного из двух оленей. Внезапно второй, не ставший её мишенью, вытянулся, навострил уши и рванул с места. Но не первый. Он опоздал, пусть и на мгновение, но он слишком долго прислушивался.
Пущенная стрела пробила его шею. Даже несмотря на это ранение, животное бросилось прочь, однако для быстрого и мгновенного разворота ему не хватило сил. Он был слишком напуган. Амелия ничуть не колебалась. Уже два года она отлично владела луком для охоты, как с юности стреляла из ружья или орудовала клеймором – всё это благодаря графу Монтро, который не препятствовал её далеко не женским увлечениям, а в какой-то мере даже поощрял.
И каждый раз, стреляя дичь, пуская очередную стрелу в животное, Амелия вспоминала его – своего дядю – и мысленно успокаивалась. По нему она скучала тоже.
