Он сидит, чуть приспустившись. Забросив ногу на ногу, но по-мужски — они широко разведены, на колене лежит голень.
Локти устроены на ручках. Взгляд направлен на психотерапевта. Наталья улыбается Паше, а он даже не пытается проявить приязнь в ответ.
Злюсь, но держусь. От него нельзя требовать ничего сверх возможностей. Согласие прийти — уже достижение.
— Здравствуйте, Павел, Ника. Я рада, что вы пришли.
Наталья говорит спокойно, негромко. Паша хмыкает.
Это невозможно не заметить, но женщина пропускает мимо ушей.
— Для начала, наверное, нам стоит лучше познакомиться. Я расскажу вам о себе, а потом…
— Вы знакомы с моей женой, она мне тоже много о вас рассказала. Уверен, обо мне важную информацию вы тоже получили от Ники. Если можно обойтись без этого — будет прекрасно.
Пашины слова задевают меня. Закусываю губу и держусь. А еще смотрю, как реагирует Наталья, и завидую. Она просто улыбается моему мужу, принимая его право перебивать и ломать предложенную схему взаимодействия. Я так не могу. Уже вспыхнула бы спичкой.
— С вашей женой мы действительно знакомы, Павел. И о вас я знаю тоже много. Но хотела бы, чтобы мы втроем могли поговорить откровенно, а откровенность невозможна с человеком, который не гарантирует конфиденциальность и не вызывает доверия, поэтому…
Паша снова хмыкает, опускает взгляд на свои руки. Я слежу за ним, прекрасно понимая и его чувства и смысл этой улыбки.
— А вы знаете, почему нам важно сохранить конфиденциальность?
Он спрашивает после паузы, возвращаясь взглядом к лицу Натальи.
Уверена, она тоже понимает, что его улыбка была реакцией на слова о доверии. Он не собирается ей доверять. Он просто исполняет повинность. Ненавижу и люблю.
— Нет, Павел. Я не знаю. Но если вам кажется важным начать наш разговор с этого — буду благодарна, если поделитесь.
Его бесят все эти клиентоориентированные речевые обороты. Прекрасно понимаю. Ему кажется, что с ним говорят, как с недоразвитым дебилом. Но нам нужно это. Вскрывать волдыри нужно профессионально. Иначе заражение. Сепсис. Смерть.
— Потому что у нас с женой рекламный контракт. Может видели, по всему городу висят баннеры. Наша семья — лицо одного очень известного бренда в этом сезоне. Жена боится, что новость о нашем разладе может отрицательно сказаться на ее блоге, ну и с нами разорвут контракт… А знаете, сколько у нас на этапе переговоров?
Это звучит так ужасно, что я не выдерживаю. Горло сжимается. Сейчас — больше ненавижу, чем люблю.
— Это неправда.
Не оправдываюсь перед Натальей, а произношу, смотря на мужа. Это он так интерпретирует. Это он так обесценивает. А на самом деле в моей жизни нет большего страха, чем потеря нас.
По профилю своего Паши я вижу, как напрягаются скулы. Он смотрит не на психолога а куда-то безадресно вперед. О чем-то думает. Сглатывает. Тоже поворачивает голову, мы встречаемся взглядами:
— А в чем тогда правда, Ника? У нас весь мир летит к ебеням, а ты просишь молчать об этом и улыбаться, когда включаешь свою камеру. Мы точно семью спасаем? Не твой блог?
Вопросы повисают в воздухе.
Паша злится сильнее. Теперь, кажется, уже на себя за то, что не сдержался при постороннем человеке. Хотя Наталья — профи. Она молчит. Отложила лежавшую на коленях папку и отвела взгляд.
А я слежу, как Пашка встает, хлопает по карманам в поисках сигарет.
— Извините. Выйду на пять минут, остыну.
Не смотрит на нас. Наталья произносит в спину: «конечно», а я спину просто провожаю. Теряю дар речи и утопаю в нашей общей боли.
