Королева неотрывно смотрела на огонь. А она-то полагала, что этот давний фамильный спор Виндзоров с Маунтбеттенами порос быльем, – и вот на тебе, снова поднял свою мерзкую голову. Во всем виноват Луис Маунтбеттен. Когда родился Чарли, этот гнусный сноб уговорил карлайлского епископа отметить, что негоже-де лишать ребенка, рожденного в законном браке, отцовской фамилии. Эти соображения безвестного священника попали на первые полосы всех центральных газет. И тогда лорд Маунтбеттен всерьез развернул кампанию по возвеличиванию своего имени, добиваясь, чтобы царствующая династия его приняла. Королева разрывалась тогда, желая, с одной стороны, угодить мужу и Луису Маунтбеттену, а с другой – стремясь выполнить волю короля Георга У основавшего, как он надеялся, Виндзорскую династию на веки вечные. Королева закрыла глаза. Луиса уже давно нет на свете, однако влияние его ощущается до сих пор.
Вошла Беверли с подносом в руках; на нем стояли четыре дымящиеся кружки с чаем и два стакана оранжевой шипучки. В жарко-рыжей жидкости болтались толстые полосатые соломинки. На тарелке, покрытой бумажной салфеточкой, лежало сухое печенье. Чарлз взял у Беверли поднос и стал топтаться, прикидывая, куда бы его поставить. Королева наблюдала за сыном с нарастающим раздражением.
– На мой письменный стол, Чарлз!
Чарлз водрузил поднос на стоявший у окна столик «Чиппендейл»[13] и стал раздавать кружки и стаканы. Пышнотелая Беверли смущала и волновала его. В какой-то миг он мысленно увидел, как она, обнаженная, закутанная в кисею, любуется собственным отражением в зеркале, которое держит Амур. Венера девяностых годов XX века.
– Это миссис Беверли Тредголд, Чарлз, – представила соседку королева.
– Здравствуйте, как поживаете? – Чарлз протянул руку.
– Спасибо, в полном порядке. – Беверли ухватила его ладонь и энергично встряхнула.
– Мой сын, Чарлз Виндзор, – сказала королева.
– Маунтбеттен, – поправил Филип. И, обращаясь к Беверли, пояснил: – Его зовут Чарлз Маунтбеттен. Я его отец, и фамилия у него моя.
Чарлз подумал, что давно уже пора положить конец жуткому отцовскому деспотизму. А какую фамилию носила в девичестве его прабабка, королева Мария? Тек. Да, точно. Чарли Тек – неплохо, пожалуй, звучит?
– Мы потом это обсудим, Филип, – остановила мужа королева.
– Нечего тут обсуждать. Я – глава дома. Сорок лет я шагал позади тебя. Теперь моя очередь выйти вперед.
– Ты, значит, хочешь вести дом, да, Филип?
– Да, хочу.
– В таком случае, – сказала королева, – пойди-ка на кухню и ознакомься с многочисленными приспособлениями и операциями, необходимыми для заваривания чая. Не можем же мы вечно уповать на щедрость миссис Тредголд.
– Если хотите, я научу вас заваривать чай, – сказала Беверли. – Вообще-то это пара пустяков.
Но принц Филип пренебрег ее великодушным предложением и, обращаясь не к ней, а к Тони, пожаловался:
– Не могу включить горячую воду, а побриться необходимо. Займитесь этим, ладно?
Тони разобрала злость. «Ей-богу, – подумал он, – этот тип разговаривает со мной как с паршивым псом».
– Извините, – буркнул он, – мы с Бев уходим, хотим пропустить стаканчик. Ты готова, Бев?
Беверли обрадовалась: под этим предлогом она сможет покинуть дом, в котором сгущаются тучи семейных раздоров.
Тони отправился домой, прихватив с собой ящик с инструментами. Ну и денек выдался – псу под хвост по всем статьям. Вакансия забойщика кур по законам Корана, объявленная фирмой «Халяль», уплыла: перед Тони оказалось еще сто сорок четыре претендента, мужчины и женщины всевозможных вероисповеданий.
