Мы с королевой - страница 23

Беверли ненадолго задержалась у соседей, чтобы показать принцу Филипу, как подогреть на плите кастрюльку с водой для бритья. Нужно следить, объяснила она, чтобы ручка кастрюли торчала не вперед, а к стене.

– Тогда ребятишки не опрокинут ее ненароком.

В кухню вошел Чарлз и стал сосредоточенно наблюдать, словно ему демонстрировали военный танец племени маори. Незаметно подошли оба его сына с мордашками в оранжевых разводах и ухватили его за руки. Они припомнить не могли, когда им раньше удавалось так подолгу видеть отца. Вода запузырилась, и Беверли показала, как выключить горелку.

– Ну а теперь что делать? – уныло спросил Филип.

«Это уж дудки, черта с два я стану тебя брить», – подумала Беверли и с облегчением покинула дом бывшего королевского семейства.

– Ну, чисто малые дети, – говорила она Тони, переодеваясь в платье-для-пивной. – Чудеса еще, что задницу сами себе подтирают.

На следующее утро мороз стал еще злее.

– Филип, уже девять часов, а ты еще не побрился.

– Я отпускаю бороду.

– Но ты и не умылся.

– В ванной чертовски холодно.

– Ты уже два дня подряд носишь одну и ту же пижаму и халат.

– Я же выходить не собираюсь. Так чего ради утруждаться?

– Но тебе обязательно надо выйти.

– Зачем?

– Подышать свежим воздухом, размяться.

– В переулке Ад, чтоб ему пропасть, свежим воздухом и не пахнет. Дыра вонючая. Мерзопакостная. Знать не желаю про его существование. К дьяволу все – буду сидеть дома до самой смерти.

– И чем будешь заниматься?

– Ничем. Буду просто лежать в постели. А теперь – поставь поднос с завтраком, задерни эти распроклятые шторы и ступай, ладно?

– Филип, ты разговариваешь со мной как со служанкой.

– Я твой муж. Ты моя жена.

Филип принялся за завтрак. Яйца всмятку, тосты и кофе. Королева задернула шторы, отгородив спальню от переулка Ад, и спустилась на первый этаж, чтобы позвать Гарриса в дом. Гаррис ее очень тревожил. Он связался с крайне дурной компанией. В саду перед королевским домом каждый день собиралась стая сомнительного вида дворняг, судя по всему совершенно беспризорных. Гаррис даже не пытался отвадить их, напротив, он явно радовался приходу этих разбойников.

Филомина Туссен проснулась оттого, что в соседний двухэтажный домик въезжала королева-мать. Выбравшись из постели, Филомина накинула теплый халат, подаренный ей Фицроем, старшим сыном, на восьмидесятилетие.

– Грей свои кости, старуха, – сурово сказал тогда сын. – Надевай эту хренову хламиду.

Филомина читала, что королева-мать закладывает за воротник и играет в азартные игры. Сама она подобных занятий не одобряла и сейчас обратилась с молитвой к Богу:

– Господи, хоть бы соседка меня не трогала.

Она порылась в кошельке, ища пятидесятипенсовик. Зажечь газ сейчас, днем, или вечером, когда она будет смотреть телевизор? Этот вопрос она задавала себе ежедневно круглый год, кроме лета, хотя Трой, средний ее сын, говорил ей:

– Слушай, мам, если тебе нужно, включай газ хоть на целый день, ты нам только свистни, и за деньгами дело не станет.

Но Филомина была женщина гордая. Она медленно, одну за другой, натягивала на себя одежки. Потом подошла к шкафу, где висело ее зимнее пальто. Надела его, обмотала шею шарфом, напялила фетровую шляпу и лишь тогда, возведя оборону против холода, направилась в кухню готовить завтрак. Первым делом пересчитала куски хлеба: пять. Затем оставшиеся яйца: три. Есть крохотный кусочек маргарина – хватит разве что на помазанье при крещении младенца. Тряхнула коробку с кукурузными хлопьями. На полмиски наберется, а до пенсии еще два дня протянуть надо. Наклонившись, она открыла дверцу холодильника, выдернула вилку из розетки – чего попусту гудеть, когда вокруг мороз? – и холодильник смолк. Достав кусочек сыра, Филомина с великим трудом (отчаянно ныли узловатые, изуродованные артритом пальцы) натерла щепотку на ломтик хлеба и сунула его в духовку.