– Если смотреть с этой стороны…
– Именно с этой стороны смотрю я, как и большинство людей. И я надеюсь, что и вы тоже, несмотря на то что, предполагаю, у вас есть определённые сомнения.
– У меня есть для этого достаточно причин.
– Я знаю. И если вы сейчас здесь, то лишь потому, что я хочу, чтобы вы исключили меня из круга подозреваемых раз и навсегда. Не потому, что мне важно быть вне этого списка, а потому, что чем раньше вы его сократите, тем быстрее сосредоточитесь на настоящей проблеме – и всем от этого будет лучше.
– И что вы мне предлагаете?
– Узнать простую и ясную правду.
– Какую правду?
– Ту, которая доказывает, что смерть Ромена была бы для меня катастрофой.
Она наклонилась, чтобы взять кожаную папку с нижней полки маленького столика. При этом её грудь обрисовалась особенно отчётливо, и бразилец с изумлением осознал, что впервые в жизни у него возникла настоящая эрекция, не прикасаясь к женщине. Он покраснел, заёрзал на месте, испугавшись, что она заметит его состояние, и в мыслях попытался отвлечься, представляя свою шахматную доску, чтобы определить, на какую нелепую клетку поставить это неожиданное и смущающее чувство.
Когда Наима Фонсека пошевелилась, от неё распространился мягкий, неповторимый аромат – смесь дорогого парфюма и её естественного запаха. Гаэтано Дердериан, который никогда не пробовал наркотики, вдруг почувствовал, будто испытал что-то вроде укола героина.
– Боже всемогущий, – прошептал он, чувствуя, как холодный пот стекает по его бедрам. – Что вы сказали?
– Я? Ничего. Совсем ничего.
– Я не понимаю, почему мужчины иногда начинают бормотать неразборчивые вещи, – прокомментировала она. – Даже с Роменом такое бывает, хотя мы знакомы уже много лет. Вот, – сказала, протягивая ему пачку документов. – Прочитайте.
– Я предпочёл бы не тратить время. Скажите, о чём речь.
– Как хотите. Это частный контракт, заверенный у нотариуса и двух свидетелей. В нём оговорено, что мы с Роменом заключили брак с раздельным имуществом. И если наш брак продлится меньше десяти лет, я не смогу претендовать даже на ту часть наследства, которая могла бы мне полагаться. Я должна буду довольствоваться суммой, пропорциональной длительности брака.
– Не могу в это поверить!
Венесуэлка едва заметно улыбнулась, открыла серебряную шкатулку, достала длинную и тонкую сигару, предложила ему – он отказался, но зажёг её для неё.
Она медленно выдохнула струйку дыма и, откинувшись на спинку дивана, выглядела настолько соблазнительно, что бразилец с трудом сдержал желание броситься на неё.
– Поверьте, – сказала Наима Фонсека с полной естественностью. – Вот, тут всё с подписями и печатями. И могу вас уверить: меня никто не принуждал это подписывать. Я сделала это осознанно и никогда не пожалела, потому что твёрдо намерена соблюдать все пункты соглашения.
– Какие именно?
– Быть верной, любящей, доброй и поддерживающей женой во всём, что от меня потребуется. А Ромен, в свою очередь, тоже остаётся верным, добрым, щедрым и по-настоящему страстным супругом.
– Идеальный союз. Чего ещё желать?
В её великолепных глазах промелькнул иной свет, показывая, что перед ним женщина со множеством граней.
– Не говорите со мной с иронией, – предупредила она. – Я её терпеть не могу. В кругах, где я бываю, чопорные и пустые люди используют свою «тонкую иронию» как кинжал, которым можно выколоть глаз без последствий. По-моему, чем выше человек себя ставит, тем более ядовитой становится его ирония.
