Он обернулся и поцеловал её в лоб.
– Как будто есть ещё куда быть. Разве что в мечтах о новом объективе.
– Или о собаках.
– О, не начинай снова. У нас даже балкона нормального нет.
– У нас есть любовь и полка с книгами. Это уже почти собака.
Они позавтракали за тем же маленьким столом, возле окна. Улицы ещё не были шумными – редкие прохожие, ранние велосипедисты, пожилая женщина с авоськой. Город будто зевал, разминаясь после сна.
– У меня сегодня немного работы, – сказала Мишель, доедая тост. – Хочу закончить тот набросок с девочкой и начать новый. А потом, может, схожу к Лизе – она просила помочь ей с витриной.
– Я тогда выбегу к Ларсу – у него новые кадры со свадьбы в горах. Обещал показать.
– А вечером вместе? Кино?
– Да, только не артхаус. У меня на него аллергия.
Она рассмеялась. Потом собрала волосы в пучок, переоделась в удобный домашний комбинезон и села к мольберту, пока Райан собрался и вышел, подмигнув ей на прощание.
За окном день начал набирать силу. Было спокойно. Было просто. Было правильно.
Мишель долго сидела перед мольбертом. Кисть в руке едва двигалась – не от лени, а от сосредоточенности. Каждый мазок как шёпот: аккуратный, почти неслышимый, но важный. Воздушный шар теперь был чуть ярче, а девочка обрела контуры лица. Лёгкая тень от ресниц, едва заметный намёк на улыбку. Её взгляд был направлен вниз, куда-то за край картины, будто в свой собственный мир.
На полу валялись цветные карандаши, тканевые ленты, старая палитра. Кошка Лизки – та самая, которую подруга оставила на время ремонта, – потянулась рядом и лениво перевернулась на спину, ловя свет лапами.
К обеду Мишель отложила кисть. Заказанная по телефону пицца уже остывала в коробке, но это её не тревожило. Она взглянула на часы, быстро сменила домашний наряд на джинсы и лёгкую блузу и отправилась к Лизе.
Подруга жила в пяти минутах ходьбы – лавки, булочная, магазин со свечами и открытками. Лиза держала небольшую мастерскую по реставрации мебели и продавала винтажные вещи, превращая каждую в маленькую сказку. Сегодня нужно было помочь ей оформить витрину к весеннему сезону.
– Я надеялась, что ты не забудешь! – встретила её Лиза, обняв с запахом корицы и краски. – У меня уже есть концепция. Цветы, стёкла, немного золота и лошадка-качалка.
– Если лошадка не сломана, то я за.
Витрина постепенно оживала. Они ставили прозрачные вазы, наполняли их веточками, развешивали гирлянду из сушёных апельсинов. За стеклом отражались прохожие, солнце, и лица людей, у которых в этот день всё ещё было спокойно.
– Ты счастлива? – вдруг спросила Лиза, расправляя лён на подставке.
Мишель замерла на секунду, как будто проверяя себя внутри.
– Да… Наверное, да. Я не думаю об этом вслух. Но мне нравится просыпаться рядом с ним. Нравится кофе. И то, как он держит фотоаппарат, будто что-то живое.
– Тогда держи это. Знаешь, не все умеют быть счастливыми в тишине. Это редкий навык.
К вечеру они закончили. Мишель вернулась домой немного уставшей, но довольной. В квартире пахло лавандой – кто-то включил аромалампу. На кухне Райан вытирал руки полотенцем, а на плите томилось что-то с грибами.
– Ужин почти готов. Ты как, не устала от золота и лошадей?
– Устала, но по-хорошему. Знаешь, как после прогулки в тёплый день.
Они поужинали, смотрели старый фильм. Говорили немного – просто держались за руки. Перед сном, лёжа в темноте, Мишель шепнула:
