На чистовик - страница 5

Люди деловито сновали мимо неё, спеша по своим неотложным нью-йоркским делам. Город занятых людей. И Мила была занятым человеком, деловой колбасой, вечно пытающейся повсюду успеть. Но в такие апрельские дни она отказывалась спешить. Ей хотелось распахнуть руки миру, остановиться среди спешащей по делам толпы и закричать: «Я ЕСТЬ! Я ТУТ! Я ЖИВУ!!!!» И плевать ей хотелось на посторонних. Пусть себе смотрят на неё, как на сумасшедшую, это не сможет нарушить её радость…

Чёрт, опять подвернулся каблук. Она всё время спотыкается, натыкается на всякие предметы, недаром её муж, Александар, над ней постоянно посмеивается. Называет её «Милок – бедлам и разрушение». Алекс не понимает, что она просто не умеет рассчитывать траекторию своего движения. Вот и сейчас – шла-шла и ни с того ни с сего подвернула каблук. Ещё почему-то все вокруг говорят, что она носится, как угорелая, и не смотрит под ноги. Ерунда. Это они плетутся, как черепахи, а у неё нет времени на то, чтобы тащиться по жизни, с трудом волоча за собой ноги. Смачно выругавшись, она оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что её никто не услышал, поправила свою неуправляемую рыжую шевелюру, допела про себя со вчерашнего дня преследующую её арию Лючии ди Ламмермур и вошла в здание школы.

В крошечном кабинетике Милы не было окон, зато он весь был завален нотами, книгами и бумагами. На полу валялось несколько пар туфель на каблуках – Мила надевала их в торжественных случаях. На крючках двери висели какие-то кофты, накидки, вечерние платья, а на полках в беспорядке были сложены детские книжки и игрушки. Если посмотреть со стороны, действительно можно было подумать, что хозяйка кабинета и есть сама Мисс Бедлам и Разрушение. Нот и бумаг в кабинете было столько, что они в беспорядке лежали на пианино, на столе, на шкафах, а иногда и на полу. Миле временами становилось стыдно за беспорядок в своём кабинете, но она старалась не заострять внимания на такой ерунде, как разбросанные ноты. Иногда она закрывалась в кабинете во время большой перемены и тщательно его убирала. На душе сразу становилось легче, но через несколько недель кабинет принимал свой обычный захламлённый вид. Каждый раз, когда обожающие её и ходящие за ней по пятам ученики заходили к ней, она дежурно извинялась за беспорядок. На самом же деле он её совершенно не смущал, больше того, она считала беспорядок проявлением своей творческой оригинальности и даже немного гордилась им.

Сегодня ей предстоял напряжённый день, и надо было хорошо подготовиться, чтобы не упасть в грязь лицом перед коллегами и учениками:

– Где же эта большая чёрная папка, я ведь только что её видела…

Она озадаченно завертела головой в поисках папки с хоровыми нотами. Папка действительно только что была где-то тут, но исчезла. Мила начала её усердно искать. Проблема состояла в том, что в шкафу стояло штук тридцать чёрных папок, выглядевших как близнецы. Мила взяла одну папку, и из неё вывалилась кипа незакреплённых кольцами нот. Ноты белым ковром покрыли пол, а Мила смачно выругалась по-сербски, закрепив никому не известное иностранное ругательство стандартным английским. Собрав ноты и так и не удосужившись закрепить их кольцами, она поставила папку на место и перешла к следующей. Потратив на поиски добрых пятнадцать минут, она нашла нужную ей папку на столе прямо перед своим носом. Ещё раз выругавшись и по привычке оглянувшись по сторонам, не услышал ли кто, Мила чинно села за стол и погрузилась в изучение хорового репертуара.