Мартина слабо кивала, но сердце её было неспокойно. И, спустя несколько дней после этого разговора, Фридрих прилёг на послеобеденный сон, уже которые сутки жалуясь на сильную головную боль, и больше не проснулся.
Лике тогда уже исполнилось двадцать. Она до невозможного походила на Фридриха: угольно-чёрные волосы, зелёные глаза, бледная кожа и жажда покорить море. Но черты её лица были острее, а во взгляде сквозил холод. Если Фридриха товарищи по команде часто называли по имени, то к Лике ещё на практике прикрепилось обращение «мисс Мельтц».
Смерть отца ударила её настолько сильно, что она несколько дней провела в слезах, не выходя из каюты, а на похоронах упала в обморок. Однако рана от этого не стала меньше кровоточить, и впоследствии девушка устыдилась своих эмоций, старательно взращивая в себе хладнокровие. Что привело к своим плодам: рассудительность и способность трезво анализировать ситуацию остались её сильными сторонами, а каково плакать и переживать – она напрочь забыла. О дне смерти Фридриха и последующих его похоронах она вспоминала как о единственном проявлении слабости, и, жалея отца, думала о том, что он бы хотел гордиться ей, а не видеть, как она размазывает слёзы и ломается от малейшей неудачи.
После похорон Лика, вернувшись в их с матерью дешёвый домик на побережье, стащила с себя чёрное кружевное платье и пару перчаток и, вцепившись в столешницу старого обеденного стола, в последний раз дала волю слезам. Она вспоминала отца: его наполненные добротой глаза, редкую и напускную суровость, никак с ним не вяжущуюся, смуглые руки в татуировках, в последние десять лет его жизни, всё же пахнущие сигаретами. У него был тихий, шепелявый голос, который отзывался в сознании девушки ещё очень долго. Слова любви для неё и для мамы, тепло рук и запах курева и рыбного супа из его каюты теперь осыпались прахом, захлопывая за собой все двери и разрушая мосты. И разделить эту тяжесть с матерью значило утонуть в потере на долгие годы, ведь Мартина, мягкосердечная и ранимая, и так после смерти мужа лежала в больнице, леча сильное нервное потрясение.
«Ради мамы я должна оставаться сильной, – решила Лика и, усердно пытаясь зализать раны на сердце, принялась старательно растить на нём ледяную корку. – Если мы обе будем давать волю тоске, она сожрёт нас заживо».
И, чтя память отца, закончила последний год морского института и вернулась на рейсы вместе с мамой, практикуясь в совершенно разных ролях на судне.
Через год после похорон, вернувшись с последнего рейса, Мартина принесла Лике письмо от отца.
– Почему не сразу? – лишь сухо поинтересовалась Лика, поднимая на мать усталый взгляд тёмно-зелёных глаз. – Когда папа его написал?
– В предпоследнем рейсе. – ответила Мартина, кладя конверт на стол перед дочерью и присаживаясь на дряхлый диван. – Но отдать просил через год после своей смерти. С одним условием, о котором ты узнаешь позже. Что я и выполняю.
– Спасибо, – извиняющимся тоном произнесла Лика и подвинула к себе письмо. – А ты читала его?
– Нет. Оно предназначалось тебе. Захочешь поделиться содержимым – я буду только благодарна. Не пожелаешь – пойму и не обижусь.
– У меня нет от тебя секретов. – девушка разорвала конверт и выудила оттуда сложенный вчетверо лист плотной бумаги. – Я зачитаю. Но пообещай мне не плакать.
– Разве плакать – так уж и плохо? – удивилась Мартина, но кивнула.
