Я шла вдоль аллеи и наслаждалась этими
«живыми» запахами, вдыхая их глубоко, растягивая удовольствие. Много где
побывал наш табор, особенно, в годы моего детства. Но здесь на Черноморье мне,
пожалуй, лучше всего. Мягкий климат, горячее солнце и – ветер. Тот, что с моря.
Он колышет мои волосы, вздымает их вверх, а потом ласково приглаживает
невидимой рукой. И так сотни раз. Ветер – мой вечный жених. То улетает, оставляя
меня, то возвращается обратно. С ним никогда не знаешь, что будет наперёд. Может,
подхватит, а может, оттолкнет. «Держись,
Надия, – шепчет ветер. – Крепко стой
на ногах. Иначе собьёшься с пути».
А мне кажется, это и есть моя участь – вечно
петлять и дороги своей истинной не знать. Потому какой может дорога цыганки?
Пыльной, изломанной, в один момент ровной, в другой – разбитой. Я не
представляю, что однажды может всё поменяться. Крест мамка обронила, а я подняла
и несу. И по стопам её иду. И сбежать хотела, как она.
И не смогла.
Генерал встретил меня при параде. Высокий,
статный, затянутый в форму. Ему, должно быть, это всё идёт. И он, наверняка,
ждал от меня восторга и восхищения. А может быть, познакомившись с моим
несахарным характером, никаких ожиданий не имел.
Я не присела в реверансе, не поклонилась,
даже не поздоровалась. Кивнула ему слегка и всё. Ведь что ни нацепи на себя,
останешься тем, кто есть.
– Рад видеть тебя, – сказал он.
Я не могу и не хочу отвечать тем же.
Генерала ничто не смущает. И не
останавливает. Он в своих владениях в своём праве.
Откуда-то в его руках оказался букет с
красивыми алыми розами. Я даже пересчитать их мельком не успела – явно больше
тридцати.
– Это тебе, – и букет падает мне в руки. –
Нравится?
Я вдохнула запах уже шагнувших за черту смерти
цветов. Немного им осталось. Вырванные из земли они и дня не проживут, как ни
питай. С той самой минуты, как лишились своих корней, они начали стареть.
Стареть и умирать.
Разве мне – любившей жизнь и свободу это
может нравиться?
– Нет, – сказала я генералу, точно в лицо
плюнула ядовитой слюной.
– Это цветы из моего сада, – продолжил он,
словно не слыша моих слов. – Там целые кусты роз. Ты можешь взглянуть на них…
потом, – добавил, уставясь на меня так, словно я была очередным его приобретением.
– Я не могу надолго уходить из табора, –
возразила ему.
И это правда. Баро не любит, когда цыгане,
особенно, молодые девушки шатаются по городу, да ещё в одиночку. Обычно мы
выходим группами. С нами бравые ромалэ, чтобы не страшно было. И до заката надо
вернуться обязательно. По вечерам улицы патрулируют полицейские. Выискивают
нарушителей. И цыгане, хотя давно прижились на этих землях, для местных
городских всё равно кажутся опасностью. Всё всем мерещится, будто у среди нас
воры, мошенники, обманщики. Глупый народ. Зачем тому, кто владеет всем небом и
может вольно ходить по земле, красть чужое добро? Да ни один гаджо никогда не
будет свободным, как настоящий цыган!
– Твоё имя – Надежда, – сказал генерал.
– Надия, – предпочитаю на цыганский манер.
– Надежда Репина, – настоял он. Уже и
справки навёл. Кто бы сомневался? – Двадцать шесть лет. Замужем ни разу не
была. По вашим меркам это странно.
– Что ж тут странного? Принудить меня
никто не может.
– Жениха себе получше выбираешь? – генерал
усмехнулся. – С твоей красотой можно себе позволить очень многое.
