Часто по вечерам мы пили чай в холле. Жена Шона отличный кулинар и часто угощала нас своей выпечкой. За окном шелестят деревья. Лампа отбрасывает мягкий свет. Тихо. Уютно Я сижу в кресле. Илья – напротив, с чашкой чая. Он смотрит в окно.
Я:
– Знаешь, я всё думаю… Если меня сделали функцией в чьей-то программе, то что будет, если функция откажется выполнять свою роль?
Илья (улыбаясь уголками губ):
– Тогда это уже не функция. Это бунт.
И ты не первая, кто бунтует. Просто у тебя свой театр, свой сценарист, и особая сцена.
Я:
– Но я ведь не кричала, не громила декорации. Я просто… не согласилась. Не подчинилась. Я сказала: « Я не согласна с этим кодом. В реальности все не так, все по-другому».
Илья:
– И этого достаточно.
Ты подорвала целостность системы.
Понимаешь, если в спектакле «жертва» вдруг выйдет на авансцену и скажет:
«А почему я?»
– что будет?
Другие актеры растеряются. Режиссёр взбесится. Зрители запутаются.
Пьеса рассыпается.
Я:
– Так они и среагировали.
Они не знали, как быть. И выбрали старое:
«Ты – виновата».
Даже в том, что помогала.
Даже в том, что пыталась быть рядом.
Илья (тихо, как будто думает вслух):
– Козел отпущения это не просто роль.
Это функция сохранения порядка.
Это важная роль. На него можно списать сбои, ошибки, внутренние конфликты.
Он объединяет. Пока он есть – система цела.
Но если функция вдруг становится субъектом,
если она говорит, думает, отказывается подчиняться – всё рушится.
Я:
– Я ведь не разрушала.
Я просто… хотела быть.
Хотела обнять дочь, помогать внукам.
Илья:
– И это разрушительно.
Для той системы, где любовь регулируется допуском.
Где отношения – это трафик, а слова- алгоритмы.
Я:
– Что же теперь?
Я – вирус?
Илья (улыбаясь по-настоящему):
– Нет.
Ты-сигнал о необходимости обновления.
Или, если хочешь поэтичнее:
ты не вирус.
Ты -утечка смысла.
Я:
Как это» утечка смысла»?
Илья (вглядываясь в чашку, словно в нее можно было заглянуть глубже, чем в мир):
– Представь: есть программа. Всё чётко. Все функции на местах. Один отвечает за власть. Другой за покорность. Один говорит. Другой слушает. Есть герои, есть злодеи. Есть жертвы. Есть спасатели. Всё расписано. Всё работает.
И вдруг…
одна функция- неважно какая, жертва ли, спасатель ли, вдруг перестает играть.
Не спорит. Не оправдывается. Не взывает.
Просто… молчит. Смотрит. Или уходит.
В этот момент в коде начинается сбой.
Сценарий буксует. Злодей не может быть злодеем без жертвы. Спасатель- без угрозы.
И у всей этой стройной схемы… начинает утекать смысл.
Я (шепотом):
– То есть если я не кричу «я не виновата», а просто больше не участвую – это уже утечка?
Илья (тихо, с лёгкой грустью):
– Да. Потому что твоя тишина обнажает фальшь.
А фальшь -без контекста, без опоры на «плохого» или «неправильного» -становится видна.
И вот уже у других начинают дрожать руки. Они вынуждены сами нести свои слова. Сами отвечать за поступки. В мире без козла отпущения у каждого появляется зеркало.
А это страшно.
Я (после паузы):
– Так это и есть мой бунт?
Илья:
– Это даже больше.
Бунт- это когда ты хочешь заменить чужую правду своей.
А ты… ты просто отказалась от лжи.
И дала миру знать, что жить без неё- возможно.
Пусть даже и в одиночку.
(Он поднимает чашку. Мы чокаемся. Молча. Лист за окном падает медленно, как будто тоже понял).
Я (подумав): -Но ведь я хочу донести свою правду
