Он резко прервал себя, словно задохнувшись. Он так разволновался, что Миллар даже стал опасаться, учитывая его темперамент, не хватит ли его апоплексический удар.
– Ах да! Какое печальное и поучительное для нас зрелище являет собой Англия сейчас! – воскликнул жовиальный майор, сочувственно кивая.
– Да, несладко им приходится, – вздохнул полковник фон Грюневальд.
Они снова принялись обмениваться мнениями, позабыв о Милларе, а тот слушал с напряжённым вниманием, внутренне поёживаясь от критических стрел, падающих всё гуще. Но, хотя критика была сурова, она не была злорадной. Он быстро понял, что для этих солдат военное дело было всё, политика – ничто. Им было безразлично, почему ведётся эта война, для них главное было как.
Воспользовавшись паузой в разговоре, он вставил слово.
– Какое же средство при таком печальном положении вещей?
– Только одно.
– Воинская повинность?
– Конечно, – хором ответили офицеры.
– Это и моё убеждение. Возможно, лейтенант Плетце уже говорил вам о моей миссии, которую я сам назначил себе. Я умру счастливым, если мне удастся убедить соотечественников в необходимости этого великого шага.
– Так это и есть ваша миссия? – Хедвига внезапно вмешалась в разговор.
Она сидела немного поодаль, и лейтенант Плетце стоял подле неё. Рядом был свободный стул, и несколькими минутами ранее Миллар, взглянув в том направлении, смутно удивился, почему лейтенант не сядет, ведь при его росте общение было затруднительно. Разговаривая с лейтенантом, Хедвига была вынуждена то и дело поднимать на него глаза. «Но её это, кажется, не смущает», – мелькнула у Миллара мысль. Что до лейтенанта, то у него было какое-то встревоженное выражение, сейчас он выглядел совсем по-другому, чем когда вальсировал с Тёклой Эльснер на балу.
– Вы хотите превратить свой народ в солдат? – спросила снова Хедвига и в порыве искреннего интереса пересела ближе к Миллару.
– Да, это моя цель.
– Надеюсь, у вас получится! – с участием воскликнула она. – Конечно, я видела только английских туристов, но, уверена, из них могут получиться великолепные солдаты.
– Герр Миллар несомненно преуспеет, – заметил лейтенант Плетце, с видимым облегчением возвращаясь в общую беседу. – Он так настойчив.
– Боюсь, только после упорной борьбы. Вы не знаете моих соотечественников, они не хотят поступиться своей свободой ни на гран.
– Но вы же не покушаетесь на их свободу. Напротив, дадите им новую лучшую свободу – свободу быть самими собой.
– Более того, – заметил полковник, одобрительно глянув на лейтенанта. – Вы научите их порядку, пунктуальности, дисциплине, качества необходимые при любом занятии в жизни. Армия воспитывает лучше, чем все учителя вместе взятые.
– И укрепляет телесно, – подхватил майор. – Сравните наш низший класс до введения обязательного призыва и сейчас. Они стали выше ростом, раздались в груди, их мышцы окрепли. Лучшее средство против физической деградации, а она есть в каждой стране, – это физические тренировки. Два года тренировок, и вы их не узнаете!
«Да, нашей стране это необходимо», – подумал Миллар, перед чьим умственным взором мелькнули вереницы бледных болезненных людей, к виду которых он привык в крупных промышленных городах.
В течение следующих пяти минут он сидел и слушал, как на него изливается панегирик всевозможным преимуществам военного призыва. Наконец, вся компания, утомившись, замолчала и, польщённая почтительным вниманием Миллара, лишь молча взирала на него с одобрением, которое ярче всего отражалось на лице Хедвиги. Именно она и подняла нить беседы.
