Налог на кровь - страница 17
– Однако эту кажущуюся странность легко объяснить. Моя жена была немка. Ради неё я поселился здесь, но не только. Я всегда желал поступить на военную службу, но в Англии я был недостаточно богат для этого. Вы же знаете, наверно, что у нас так всё рационально устроено, что, чтобы стать солдатом, вам прежде надо стать капиталистом. Быть немецким солдатом гораздо дешевле, так что я стал им.
– И вы стали также и немцем?
Генерал Рассел покачал гладкой удлинённой головой.
– Нет, я не терял связи с родной страной, хоть я и не уверен теперь, что почувствую себя дома, вновь оказавшись в ней. Быть солдатом – у меня в крови, и даже в отставке я по-прежнему живу в среде, с которой сроднился за сорок лет службы. Теперь я одинок, но для солдата жизнь армии, даже в мирное время, – единственная подлинная жизнь. Хотя сейчас это не жизнь, а спячка! Но не так-то легко в шестьдесят лет вырвать себя с корнем и пересадить на новую почву, пусть даже когда-то родную. Не смотрите на меня так неодобрительно, – генерал снова язвительно усмехнулся под жёлто-серыми усами. – Я – патриот не хуже вас. Уверяю вас, что я так же озабоченно слежу сейчас за Южной Африкой, как и вы, а сколько уже лет я жду действий от военного министерства Англии!
У Миллара вырвался вздох.
– За последние десять минут я тут наслушался страшных вещей, и не только о военном министерстве. Скажите мне, мы действительно в таком ужасном положении? Конечно, я знаю, что ситуация серьёзная, но эти люди говорят так, словно мы – в шаге от национальной катастрофы.
Генерал Рассел скрестил руки на груди и отвернулся от Миллара к окну, в амбразуре которого они стояли, и несколько мгновений смотрел на улицу, нахмурив брови над светло-серыми глазами. Пронзительность этих глаз, наряду с худой морщинистой шеей, выступающей из песочного цвета шейного платка, придавала ему сходство с какой-то хищной птицей.
– Если вы имеете в виду текущую ситуацию в Трансваале, – наконец сказал он, – то, я думаю, вам не следует так уж прислушиваться к их мрачным прогнозам; они замечают наши просчёты, но недооценивают материала, из которого мы сделаны. Я всегда чувствовал, что наш национальный характер остаётся тайной за семью печатями даже для самых умных иностранцев. Вы знаете, что после первого провала попытки Буллера пересечь Тугелу, многие немецкие офицеры ожидали, что лорд Солсбери отправит по телеграфу смиренную просьбу о помощи кайзеру Вильгельму? Нет, не слушайте их! Я не сомневаюсь, что, в конце концов, мы справимся, наделав по пути грубейших ошибок, конечно, как это нам свойственно. Но если вы говорите о военно-политической ситуации в целом, не думаю, что мои товарищи сгущают краски. Вы сами разве не видите, – резко отвернувшись от окна, он вперил в лицо Миллара свои ястребиные глаза, – не видите, что мы живём словно в трансе, загипнотизированные тем, что давным-давно минуло, упиваясь самообманом? В наши дни это уже не работает, на место слепой веры должны придти исследование и анализ. Мы контролировали четверть глобуса горстью солдат, и думали, так будет вечно, и не хотели замечать постоянно растущие армии наших соседей, по сравнению с которыми наша собственная уже почти незаметна. Возьмите ситуацию в Индии! Нам – (когда я говорю «нам», я говорю как немецкий офицер, уж извините двойственность моей натуры) – беспечность британской самоуверенности представляется просто ужасающей. Благодаря тому, что менее сотни тысяч белых солдат держали в подчинении Британской Короне почти три сотни миллионов людей, среднему англичанину и в голову не приходит, что так может быть не всегда. Голодный взгляд России, её неуклюже-медленные, но неотвратимые передвижения, значение которых вполне ясны любому континентальному политику, не поколебали самонадеянности британцев, – не потому, что мы были готовы сражаться с ней за Индию, но потому, что мы не верили, что придётся сражаться. Как полагаете, существует ли сейчас в Великобритании хоть сотня англичан, осознающих, что мы хранимы от огромного бедствия лишь доброй волей царя, или, может быть, его философией? Ни для кого не секрет, что именно в эту минуту, когда я говорю с вами, две сотни тысяч российских солдат стоят на границе Афганистана, и стоит лишь Николаю II приподнять мизинец, и нам мало не покажется. Секрет гигантского российского терпения, которое говорит себе: «Вся Азия – спелое яблоко, что в нужный момент упадёт к моим ногам так же верно, как перезрелый плод падает с ветки на землю. Зачем торопить то, что и так произойдёт само собой?» – этот секрет известен всему миру, за исключением одной Англии. Закутавшись в мантию из самодовольства, накинув на глаза вуаль из льстивых иллюзий, мы бессознательно движемся – ужасая своих друзей, приводя в восторг врагов – сквозь ряды вооружённых до зубов наций, обращающих на нас взоры, полные ненависти и зависти. Безумный спектакль, скажу я вам, – безумное зрелище!