Наши лучшие дни - страница 5



– Ты свое имя не назвала.

Венди напряглась. Вспомнился Джона – как он сидел напротив нее сегодня в ресторане, какое искреннее недоумение отразилось на его лице и как он смутился, когда одновременно с Венди понял, что Вайолет слиняла. А вдруг и этот парень – незаконнорожденный?

– Тебе лет-то сколько?

Парень отстранился, расплылся в улыбке:

– Двадцать два.

Она выдохнула. Рука скользнула парню в брюки. С эрекцией у него порядок. Как и со всем остальным. Не иначе наследник какого-нибудь ловкача, который чужое ноу-хау стырил. Или продюсерский сынок; или отпрыск корреспондента «Fox News», из тех, в кого автозагар намертво въелся. Будет до седых волос дурака валять, хорошо, если тачкой своей никого не задавит и не свалит с места происшествия. Впрочем, целуется он неплохо.

– А тебе сколько лет?

– Семьдесят восемь, – невозмутимо ответила Венди.

– Ты шутница.

Венди почувствовала раздражение. Спросила, убрав предварительно руку с его боксеров:

– Чем твой отец занимается?

– Что?

– Отец твой, говорю, где работает? Как тебя сюда занесло?

– С чего ты взяла, что я тут в качестве прицепа? – Парень прекратил предварительные ласки, закатил глаза. – Мой отец – инженер. В сфере медицинских технологий и робототехники.

– А.

Утром она списки проверит – внесла эта семейка денежку или нет. Потому что такие как раз и норовят отделаться простой покупкой билета.

– Может, все-таки назовешь свое имя? – сказал парень. Прозвучало чуть враждебнее, чем в первый раз.

Она вздохнула:

– Венди.

– Как девчонка в «Питере Пэне», – констатировал он.

Венди закатила глаза:

– Родители не потрудились посвятить меня в причины своего выбора.

Вообще-то отец с матерью по-домашнему называли ее Венздей[4]. Несколько лет назад Венди устроила скандальчик, потребовала объяснений и не получила их.

– Злые вы, – сказала тогда Венди. – По аналогии с Венздей Аддамс меня назвали, да? Мам, я же была тощая, как скелет. Думаешь, очень остроумно?

– Детка, просто ты родилась в среду. Через несколько минут после полуночи. Сама-то я счет дням тогда не вела, а вот папа твой – он вел. Его идея.

Вот так вот. «Из-за тебя сбилось мое представление о пространственно-временном континууме. Ты наша первая промашка в плане предохранения».

Венди дернула парня за рукав:

– Давай выйдем, подышим.

– Венди, говоришь? Погоди – это типа как здесь?

Даже готовая увидеть постер, видевшая его сотни раз (деньги собирали на лечение детской лейкемии, на фото был истощенный малыш), Венди вздрогнула. Фотографию сопровождала надпись: «Венди Эйзенберг, член Чикагского общества женщин-филантропов». Инженер-робототехник определенно повременил бы жертвовать на детишек, если бы узнал, что организаторша, женщина бальзаковского возраста, обжимается с его двадцатидвухлетним сыном. Впрочем, потряс Венди вид собственной фамилии, особенно несоразмерная загогулина в «g». Ее до сих пор коробит, потому что раньше всегда писали: «Венди и Майлз Эйзенберг».

Венди попятилась от своего ухажера в смокинге, попыталась улыбнуться:

– Разве я похожа на устроительницу подобного мероприятия?

– Как твоя фамилия?

– Соренсон, – без запинки ответила Венди.

– А можно… можно тебе эсэмэску послать?

– Можно, – ответила Венди и добавила зловеще: – А сейчас я, пожалуй, с тобой попрощаюсь.

– Постой, а как же насчет выйти?

– Увы, я и так припозднилась. Я ведь сказала: я старуха. Карета вот-вот в тыкву превратится.