Наследство последнего императора. Том 4 - страница 27

Его терзал неистовый индонезийский демон войны с острова Бали

Увидев на перронном контроле надпоручика Кучеру, который по-прежнему спокойно, не поднимая головы, продолжал беседовать с часовыми, Новосильцева резко отвернулась. Морозная волна обдала ее с ног до головы.

Надпоручик Кучера закончил разговор, мельком глянул на очередь. Потом что-то негромко сказал.

Очередь зашелестела, зашевелилась, взволнованно заговорила.

– Будут пропускать сегодня? Что говорят? Офицер сказал – пропускать… Кого? Сказал ждать?

– Военных, военных, говорит! Мимо очереди! – крикнула женщина впереди. – Слышали?

– По какому праву? – взревел над толпой медный бас уже знакомого господина в верблюжьем пальто и в дореволюционном котелке.

– Тебя, буржуй, не спросили, – с ненавистью отозвался солдат из очереди.

– Сам ты буржуй! – заявило верблюжье пальто. – А я – адепт свободных профессий, и не позволю всякому хаму…

«Адвокат? Нет, скорее, ночной спец по банковским сейфам», – решила Новосильцева.

Адепта заглушили крики толпы.

– Пусть пройдут! Пройдите… Господа офицеры!.. Солдаты! Все идите… – и несколько военных в изношенных мундирах неторопливо потянулись к турникету, выстраиваясь в небольшой хвост по соседству. Но их все равно почему-то не пропускали к поезду.

– Сударь, я отлучусь ненадолго, не возражаете? – обернулась Новосильцева к пожилому господину в вицмундире без петлиц. – Вы сможете потом меня узнать?

– Без возражений, сестрица! – с готовностью отозвался бывший чиновник. – Как же не признать, не волнуйтесь! А то, пожалуй, вам лучше с военными. Ведь вы из таких же? Иначе вам ждать и ждать. До второго пришествия.

– Благодарю вас душевно, сударь. Попробую, когда вернусь.

– Поторопитесь! – в спину ей крикнул чиновник. – Этот поезд недолго стоит!

Она не торопилась. Развернулась и пошла от платформы, не глядя, куда идет. Медленно миновала бесконечный ряд картонных и деревянных ящиков, навесов, накидок, плащ-палаток. Дикий городок беженцев протянулся вдоль привокзальной дороги. Здесь расположились, в основном, женщины – пожилые, многие с детьми. Было немало и молодых, с виду курсистки или студентки – девушки, похоже, из когда-то приличных семей. Попадались солдаты, почти все – раненые. Ни одного офицера.

Обитатели стихийного городка жили здесь не одну неделю. Многие даже освоились, привыкли, обжились, не теряя надежды когда-нибудь уехать на Восток. Конечно, не с этим поездом. Знали: в этот их не пустят.

Они оживленно переговаривались с соседями, обменивались слухами, препирались, спорили. В какой-то момент Новосильцева с удивлением услышала смех – тоже женский. И только дети грустно молчали, нахохлившись, как воробьи под дождем.

Облачка вкусного пара подымались из котелков, кастрюлек, жестяных консервных банок. Беженцы готовили себе на примусах, керосинках, небольших кострах. У «особняка» из пятиместной палатки, выгоревшей на солнце добела, Новосильцева увидела даже турецкий мангал.

Беженка получила чай на пункте помощи станции

Транссиба. Фото неизвестного офицера чехословацкого легиона. Осень 1919 год

Снова раздался смех, на этот раз с оттенком неудовольствия: девушка в осенней пелерине, поселившаяся в настоящем дворце из трех снарядных ящиков, хлопнула по руке молодого солдата с забинтованной головой. Тот разместился под навесом из английской плащ-палатки в желто-коричневых пятнах, растянутой на четырех кольях, и только что нарушил границы соседнего владения.