Комендант удивленно, но не слишком дружелюбно улыбается, увидев его ожидающим с сумками на скамье около общежития, сулящего банальное «самое счастливое в жизни время».
– Александр Адамов, – щурясь, читает она на бирке чемодана. – Рановато вы, конечно, прибыли. Месяц не перепутали? Нет? Так-так. Что же, молодой человек, ваш факультет?..
– Химический, – торопливо отвечает тот, нервно потирая запястья. – Питерский медуниверситет. То есть медицинский университет Санкт-Петербурга. Главный.
– Изобретете лекарство от рака – оставайтесь здесь хоть навсегда. В лучшей из комнат. Разумеется, с отсутствием даже символической платы и новым кондиционером в придачу, – комендант колко усмехается, но в глазах ее на секунду отражается пустой отблеск тупой боли.
– Ваш ключ, ваша комната, ваше койко-место. Желаю приятного проживания и легкой учебы. – Она машинально протирает рукавом блузки пыль на исцарапанном комоде и, дойдя до двери, резко поворачивается на каблуках и оглядывает Сашу: – И еще два важных факта. Меня зовут Анна Владимировна, и про лекарство от рака я ни капли не шутила.
Дверь с мучительным скрипом захлопывается, и он остается один на один с ворохом вроде как даже не особо и нужных в новой жизни вещей, размытым понятием новой жизни и самим собой. Как и любой молодой человек, он представлял себе побег из дома чем-то не лишенным самобытного шарма и таинственности. Реальность же была гораздо более прозаична, уж точно меньше похожа на кадры из сериалов популярного «Нетфликса», и изобиловала самыми бытовыми проблемами, очевидное наличие которых даже в какой-то степени разочаровывало.
Да, в теории он получил все, что видел во снах и о чем мечтал наяву: теперь он сам за себя в огромном и сияющем мириадами возможностей и перспектив мегаполисе. Но неужели это и есть начало той самой новой страницы, настолько лишенное хотя бы пародии на киношную простоту? Неужели это то самое божественное одиночество, столько времени им искомое? Его лик пугал Александра, заставляя расценивать вчерашнюю выходку как досадный промах, совершённый в эмоциональном апогее. По крайней мере, так было сейчас. Но, задумчиво вертя в руках снимок отца на веранде самого стабильного дома Краснодарского края, он убеждал себя, что ему абсолютно райское все равно.
Пару часов спустя, разбирая брошенные в чемодан в гневной спешке вещи и складывая их в повидавшие виды тумбы и ящики, он придирчиво оценивал ту самую давнюю мечту, внезапно воплотившуюся в реальность. Она маняще звала мелодиями уличных музыкантов на Невском проспекте, всегда пребывающих в неизвестном ему полутрансе, пахла дождевыми каплями, осевшими на некачественном текстиле дешевых футболок, ощущалась легким покалывающим холодом на покрытых мурашками плечах и виделась Адамову хоть и в какой-то степени не такой гиперболистически сказочной, но вполне… терпимой или сносной, может быть. Зато эти тряпки на темноватом фоне покрывала кровати уж совершенно точно являются идеальными декорациями для создания столь известной и столь же неизведанной для многих «жизни с чистого листа».
И он был полностью готов к ней. Находился во всеоружии. Наверное. Но ведь в том и соль, что к коренным переменам и тотальным переломам сознания мы никогда не бываем по-настоящему решительно готовы, не правда ли?
В одну из медленно потекших по стеклу капель дней Саша, бережно придерживая отцовскую камеру в тонких пальцах, внимательно наблюдает за струями дыма, лениво тянущимися к ближайшему у окна деревцу, будто съежившемуся от вечерней промозглой прохлады, когда в дверь характерно четко и ритмично стучат.
