– Люблю, когда темно.
Смотрю, как Исаев отрезает небольшой кусок мяса, накалывает на вилку и отправляет в рот, тщательно пережевывает.
Глаза в глаза.
Шумно сглатываю слюну. Он как в мозг мне вероломно проник.
– И я. Люблю.
Короткий смешок. Он выбивает пробки в теле, и я реально содрогаюсь от удара тока. Мощно, что все из головы напрочь вылетает со скоростью света.
– Не помню, чтобы ты так часто врала. Алена.
– А я и не вру.
– Вот и не надо врать, чтобы понравиться парню.
Он сказал “понравиться”?
Теперь и правда в районе лопаток жечь начинает, словно перья вырезаются из спины.
Уф, вот это ощущения.
Меня несет куда-то. В легких пусто, какой-то необъяснимый вакуум, но я живу. И кровь бурно по венам передвигается. Я слышу это течение.
На столе уже появляется чашка эспрессо, а передо мной ставят, кхм, травяной чай. Пахнет ромашкой и мятой.
Еще десерт. Какая-то ярко-желтая фигня с синим цветком сверху.
– Это вкусно.
Он и правда читает меня как книгу. Хотя нет. Как, блин, налоговый кодекс. Без запинки, вопросов и комментариев.
– А выглядит странно.
– Девушкам нравится.
Девушкам? Он приводил сюда еще кого-то? Карину?
– Ты знаешь, я не люблю темноту. И после института долго тебя искала. Я правда замерзла, околела. Ног не чувствовала. Я не была голодна, потому что в столовой ела. Рыбу, – перевожу свой взгляд на недоеденную дорадо, и желудок раздувается, – и десерт этот доверия не внушает.
Дура в пятой степени. Потому что после всего сказанного, Исаев имеет полное право попрощаться со мной. Сначала рассмеется в лицо, а потом попросит свалить в туман.
Но Костя только хмыкает, скрещивает руки на груди, откидывается на спинку дивана. Велюровый, цвета заунывного подсолнуха с корявыми подлокотниками, и сверлит меня взглядом как острое, только что купленное сверло.
По телу растекается колючее тепло. По венам ударяет заряд адреналина и кружит со стремительной скоростью.
Исаев еще бесчисленное количество секунд вбивает в меня свой взгляд – чуть насмешливый, снисходительный, но чертовски сексуальный, – и пересаживается ко мне на диван. Пальцами цепляет крошечную тарелочку, вероломно измазанную карамелью, и чайной ложкой отламывает кусок этого странного на вид десерта. И отправляет в рот. Себе.
В его роду точно были колдуны, шаманы, ведьмы и прочая нечисть, потому что я теряю волю, когда только наблюдаю за его незамысловатыми движениями.
Это просто рука, просто ложка, просто кусочек сладости. Просто его губы.
– Да нет, вкусно. Но очень сладко.
Тянется за своим кофе и выпивает сразу до дна.
– Попробуй.
Брови вверх, губы растянуты. Я вижу пробивающуюся щетину на щеках, крошечную родинку у носа, миллиметровый шрам на лбу: в десять лет я случайно пырнула его острой веткой. Было много крови, моих слез и скорая. Ох, как же меня трясло тогда. Как сейчас, примерно.
Отламываю кусочек сладкого великолепия и отправляю в рот. Дрянь редкостная. И правда, очень приторно и лимонно. Ненавижу лимон в десертах.
– Здесь чувствуется лимон, – прожевав, говорю.
– Извини, я не знал. А на состав как-то не посмотрел.
То, что я не люблю лимон, Исаев, разумеется, в курсе. Он все же обо мне знает!
Повисает молчание. Немного неуютное, корявое. Надо бы что-то еще сказать, спросить. У него дома, когда Костя якобы учил меня налоговому праву, было в разы спокойнее. А сейчас хочется с головой пледом укрыться.
