Правый грустно замолчал. И все вокруг смолкло. Вещи переглядывались и перекладывали только что услышанное на свои ощущения.
– Я понимаю, о чем ты, брат… – тихонько прошаркал левый. – Мало того, что организм не молодеет, так ещё эта напасть. Когда тебе никуда не надо идти… Вообще… Нет, Алекс совершенно здоров. Но он сам как будто истерся. Это такое умирание… не тела, нет. Это кончина тебя самого. Когда от тебя остается только верхняя часть… Верхушка, которая всем видна. А основы нет. Опоры. Подошвы – по-вашему. Стерлась в пух и прах. В ноль…
Тапки замолчали. Мочалки и все остальные.
– Это все, что вы можете сказать? – голос тоже стал тихим.
– Да… – ответили тапки одновременно.
Правый развернулся и печально поплелся из комнаты.
– Ты куда? – окликнул его левый.
– На свое место. В коридор, – не поворачиваясь буркнул правый.
Левый сочувственно вздохнул, глядя брату вслед, потом огляделся кругом и грустно добавил:
– Больше нам добавить нечего…
Неловко развернулся и пошел следом за своим братом, все так же таща за собой клок шерсти, потерянной котом от очередного стресса.
– С тапками разобрались… – прозвучало сверху уже чуть менее оптимистично, чем в начале суда. – К даче показаний приглашается компьютер.
Небольшая металлическая коробка, сверкая недоеденным фруктом на боку, чинно подошла к трибуне. Восхищенные взоры жадно разглядывали самую дорогую вещь из тех, что должны были выступать. Несмотря на свой пятилетний возраст, эта штуковина все еще поражала и возбуждала зависть неокрепших умов – недавно приобретенных обитателей квартиры.
– Ты гля, ребя, алюминиевое ведро с кремнием и полупроводниками до нас снизошло! – смеялись чугунные батареи отопления.
