Читать онлайн Анастасия Волгина - Не моя жизнь. Как выбраться из клетки чужих сценариев

«И настал день, когда риск

остаться туго свёрнутым бутоном

стал более мучительным, чем риск расцвести».

(Анаис Нин).

Тот день в аптеке запомнился мне запахом медикаментов и бесконечным пиканьем кассового аппарата. Я протягивала покупателю упаковку антидепрессантов, и вдруг поймала себя на мысли: я раздаю таблетки от тревоги, сама при этом глотая энергетики, чтобы не уснуть. . «Это классическая выученная беспомощность», – сказала бы Ольга Смирнова, гештальт-терапевт. По теории Мартина Селигмана, годы жизни в режиме «надо» и «должна» лишают веры в контроль над своей жизнью. Мои руки дрожали, а в голове пульсировало: «Ты превращаешься в робота. Ты не можешь так больше». Это был не крик души – это был рёв, заглушаемый годами привычки «терпеть и не ныть». Параллельно с основной работой я подрабатывала в палатке по продаже пончиков, занималась забивкой кальянов в местном баре и предоставляла консультации по написанию научных работ и презентаций. «Так живут миллионы людей в постфигуративных культурах, – писала антрополог Маргарет Мид, – где дети повторяют путь родителей, даже если он ведёт в тупик». Но как инуиты Арктики, которые научились сочетать традиции с GPS-навигаторами, я интуитивно искала компромисс между «должна» и «хочу».

В результате моя профессиональная деятельность и личная жизнь были тесно переплетены, что привело к ухудшению моего физического состояния: смотрясь каждое утро в зеркало я видела зомби, мешки под глазами напоминали синяки, кожа отливала серым, как у героев из постапокалиптических фильмов. Однажды коллега в аптеке спросила: «Ты беременна? У тебя лицо как после интоксикации». Я засмеялась, но вечером, разглядывая фото годичной давности, не узнала себя. Куда делась та девушка с румянцем и искоркой в глазах? Похоже, её съели бессонные ночи и литры кофе. Татьяна Корнилова, профессор МГУ, объясняет: «Эмоциональное прогнозирование – когда мы представляем последствия бездействия – мощный триггер изменений». Фото годичной давности с румяной девушкой стало моим «ледовым предупреждением», как те трещины на льду, что читают инуиты, чтобы не провалиться в море. Мои знакомые выражали удивление по поводу моей высокой продуктивности, однако я не демонстрировала признаков усталости, поскольку не осознавала её. Мой организм функционировал в условиях постоянного стресса, поддерживаемый кортизолом, кофеином и энергетическими напитками.

Тот сон начался как обычно: я лежала на спине, а в грудь давила невидимая гиря. Глаза открыты, но тело – камень. В углу комнаты клубилась тень, медленно ползущая к кровати. Я пыталась закричать, но язык прилип к нёбу. «Иди кошмарь другого, мне рано вставать», – прошипела я мысленно, как заезженную мантру. Тень замерла, а потом раздался хохот – ледяной, как скальпель. «Ты уже мёртвая», – прошептал голос. Я вырвалась из плена только к утру. На часах – 11:07. Смена началась два часа назад. Штраф в 30% от зарплаты, звонок начальника: «Это последнее предупреждение». Я сидела на полу в ванной, кусая кулак, чтобы не орать. Это не был сон. Это был мой организм, бьющий в набат: «Сбеги, пока не поздно». В выходные дни, когда не было вечерней смены, я часто посещала бар и употребляла виски, что усугубляло мой образ жизни.

В тот период я активно искала способы выйти из замкнутого круга и изменить свою жизнь. Мне не нравился ритм и стиль жизни, который я вела. Я даже предприняла попытку поступить на факультет, к которому изначально стремилась, но под давлением семьи отказалась от этой идеи. Семья считала, что я занимаюсь бесполезными вещами и должна сосредоточиться на накоплении средств для ипотеки и стабилизации своего положения. Несмотря на то, что я сдала экзамены на высокие баллы, я не смогла продолжить обучение из-за нехватки средств. Я обратилась за помощью к родителям, но они не смогли её предоставить, что не вызвало у меня негативных эмоций, так как это было их право.

Билет в Питер я купила спонтанно, за полчаса до полуночи. Той ночью, после восьмой чашки кофе, я набрала в поисковике: “Как стать счастливой”. Первая ссылка вела на форум путешественников-одиночек. Через час я уже плакала, читая историю девушки, уехавшей в Индию с 100 долларами в кармане. “Если она смогла, то почему не я?”». «Это и есть теория самоопределения в действии, – заметили бы Деси и Райан. – Автономия начинается с малых шагов: даже выбор маршрута без плана активирует чувство контроля». В сумке – смена белья, блокнот и кошелёк. Ни планов, ни брони. Когда поезд тронулся, я прижалась лбом к стеклу и прошептала: «Либо я сойду с ума, либо найду себя». Первое утро там я встретила на набережной Мойки. Туман, запах дождя, шпили Петропавловки, пронзающие небо. И вдруг – озарение: этот город пережил блокаду, революции, наводнения, но остался собой. А я? Я даже не пыталась бороться. Поездка принесла мне огромное удовлетворение, так как я наконец-то почувствовала, что живу по своему сценарию, а не по навязанному. В результате поездки я осознала, что веду не свою жизнь, и приняла решение изменить её.

По возвращении из Санкт-Петербурга я сделала татуировку, что вызвало недовольство отца. Затем я сделала ещё одну и ещё одну. Заявление на увольнение я писала дрожащими руками. В графе «Причина» вывела: «Эта работа не приносит мне счастья и желаемого заработка». Начальник аптеки, глядя на бумагу, усмехнулся: «Через месяц вернёшься. Без стабильности люди не выживают». Я не спорила. Но как гаитяне, отвергшие бетон ради дерева, я выбрала гибкость вместо кажущейся надёжности.

В тот же день поехала за новой татуировкой: феникс на спину. Мой символ восстания из пепла «ты должна». День, когда я перестала быть удобной и начала быть собой. «Ритуалы перехода важны во всех культурах, – говорит Марина Гусельцева. – Для автора тату стали современным аналогом обрядов инуитов, где юноша превращается в охотника». Позже я также попробовала себя в качестве пирсера, работала в строительной компании и вела женский блог. Эти изменения помогли мне восстановить своё физическое и эмоциональное состояние.

– Ты губишь свою жизнь! – Отец ударил кулаком по столу. Фарфоровая чашка с надписью «Лучшему папе» подпрыгнула и разбилась. «Конфликт поколений – часть антропологии повседневности, – добавляет Гусельцева. – Новые «ритуалы» (блог, тату) пугают тех, кто вырос в иной системе координат».

Он задыхался, от злости:

– Ты… тату… как животное с клеймом! Ты опозорила семью!

Его руки дрожали. Я впервые увидела в нём не тирана, а испуганного старика, который боится потери контроля или что я наделаю ошибок, загублю свою жизнь.

– Пап, – я осторожно протянула ему эскиз. – Ты же учил меня: «Главное – не сломаться». Вот я и не сломалась. «Так рождаются новые постфигуративные модели, – сказала бы Мид, – где молодые учат старших адаптироваться».

Он отшвырнул бумагу, но через неделю мама сказала: «Он подобрал тот рисунок и спрятал в стол. Я горжусь тобой, не слушай никого»

Эта книга – не история про «следуй за мечтой». Это вскрытие трупа «должен». Мы хороним «ты обязана», «так принято», «что подумают люди». Под лупой – мой личный опыт: как я, фармацевт-трудоголик, превратилась в счастливую бизнес-леди, которая живет так как ему нравиться и общается только с теми, кто действительно её поддерживает. Но это и ваша история. Потому что каждый из нас хотя бы раз спрашивал: «Чей голос звучит в моей голове, когда я делаю выбор? Мой? Или тех, кто давно забыл, что значит дышать полной грудью?

«Это не я, это не моя жизнь, это не мой выбор»

"Всё влияет на всё. В этой

Вселенной, когда изменяется одна вещь, меняется всё.

Отсюда и великая сила человека менять мир, изменяя себя"

(Ш.Н. Махарадж).

В пятнадцать я верила, что мир – это раскрытый глянцевый журнал, где всё возможно. Каждый четверг я бежала к киоску за новым выпуском глянцевого женского журнала – гладила пальцами фото сафари в Кении, заучивала маршруты ведущей телевизионной программы о путешествиях, чьи каблуки стучали по мостовым Рима, как кастаньеты. Помню, я даже пыталась делать собственный выпуск из вырезок из журналов и газет, спустя время они летели в мусорку. В тетрадке для химии клеила коллажи: «Мой идеальный день: интервью с кумиром», «Дизайн сайта для любимого журнала». Но родители смели мои фантазии, как крошки со стола:

– Журналисты – это алкаши в помятых рубашках. Дизайн? Да твою группу «ВКонтакте» за час сверстают! – отец тыкал вилкой в котлету, будто прокалывая мои аргументы.

– А вот фармацевт – профессия на века. Люди всегда болеть будут, – бабушка пододвигала мне тарелку борща.

Мечты я засунула в дальний карман, словно жвачку, потерявшую вкус. На выпускном, крутя в руках аттестат с золотой каёмочкой, я поймала себя на мысли: документы для колледжа фармации уже лежат в конверте с маркой «Москва». Внутри что-то ёкнуло, как будто я случайно проглотила кольцо.

Четыре года моя жизнь напоминала погоню за хвостом:

6:20 – электричка «Клин – Москва Ленинградская», где пенсионеры спорили о пенсиях, а студенты спали, прислонившись к рюкзакам.

8:30 – лекция по фармакогнозии. Преподавательница с лицом, как у совы, бубнила: «Ромашка аптечная, календула, белладонна…» За окном маячила вывеска IT-компании. «Там, наверное, дизайнеры в свитшотах пьют раф», – думала я, разрисовывая поля тетради логотипами несуществующих студий.

На третьем курсе начался адский тайм-менеджмент:

– После пар – в аптеку на Планерной, – говорила заведующая, поправляя бейдж «Ирина Петровна». – У вас же индивидуальный график, да? У вас отличные показатели по продажам.

Я улыбалась и кивала, пряча под стойкой дрожащие от усталости руки. По выходным писала за других курсовые: студенту-юристу – про коррупцию в МВД, аспирантке – про феминизм в творчестве Цветаевой. В метро, засыпая на плече незнакомца, мечтала: «Вот скоплю на съёмную квартиру – куплю диван цвета фуксии и буду работать ночами…»

Но бабушка, как цербер, охраняла мой «правильный» путь:

– Снимать квартиру?! – её голос звенел, как разбитый хрусталь. – Ты же свихнешься от соседей-наркоманов! Или забеременеешь от первого попавшегося!

Мама молчала, резала морковь соломкой. Я смотрела на её спину, согнутую над разделочной доской, и думала: «Она тоже мечтала когда-то стать массажистом? Почему не взбунтовалась и стала удобной?»

Поездка в Петербург о котом я говорила во вступлении стала щелчком – как будто кто-то выдернул вилку из розетки всей моей «правильности». На набережной Мойки, глядя на волны, которые лизали гранит, как кошки молоко, я вдруг поняла:

– Я живу не свою жизнь, это не мой сценарий.

Тот вечер я провела в хостеле, листая картинки в приложении. Они складывались в карту: вот – Африка, где я не брала интервью у шаманов, вот – Силиконовая долина, где не создавала сайты.

«Почему я не сопротивлялась?» – ветер выл в форточке, словно насмехаясь. Ответ пришёл сам: потому что боялась стать чужой на их кухне с борщом и советами. Потому что удобная дочь – это наркотик. Принимаешь – и тебя хвалят, гладят по голове, называют «молодец». А ломка от отказа страшнее любого риска.

Но в ту ночь я решила: хватит быть хорошей девочкой, я уже сделала достаточно, пора жить так, как хочется мне. Пусть бабушка рыдает, отец хлопает дверьми – я вылуплюсь из их скорлупы, даже если придётся разбить её в кровь.