Представитель государства Чурин, заинтересованно наблюдая, на сами развалины не заходит.
Михаила «Косматого» творящееся на развалинах нисколько не волнует – присевший на сани вор сочувственно внимает горестно мычащим коровам.
– Я разговаривал с ним тут, – сказал остановившийся могильщик. – С той поры он вряд ли куда-то делся.
– Рухнувший на тебя дом свободу передвижений ограничивает, – промолвил Евтеев. – Как ты его окликал?
– Мне что, повторить? – переспросил Иван Иванович.
– Ага, – кивнул Евтеев.
– Пожалуйста. «Эге-ге-гей, я – могильщик Иван Иванович, кто-нибудь выжил?!».
– Я выжил, – ответил донесшийся снизу голос Рашида. – И это я уже слышал.
– Ты и должен был слышать, – сказал Евтеев. – С ума ты не сошел – это повторилось не у тебя в голове, а наяву. Ты там с кем?
– Ни с кем.
– А твой соплеменник? – спросил Евтеев. – А фермер с сыном? С ними что?
– Их не видать. Они, небось, погибнуть – бедный, несчастный… я выжить, но мне сказать, что меня наружу не вытащить, и зачем же тогда я выжить?… вы меня спасать не попробовать?
– Наверное, нет, – ответил Евтеев. – Не потянем.
– Вы даже не пытаться, – вздохнул Рашид. – Очень для меня неприятно.
– Такова твоя доля, – сказал Евтеев. – Кстати, пока ты еще в сознании, ты обязан поспособствовать следствию. Высказать мне свои догадки о том, кто вас подорвал. На кого думаешь?
– Не знаю… на лесник.
– С чего он вдруг взрывать вам вздумал? – спросил Евтеев.
– У нас случился разборка. Из-за обыкновенный размолвка. На ней мы показать большой крутизна, и лесник с тетка отступить и затаить большой обида… будто бы наш мстительный южный люди. Какой же здесь холод… помирай я у себя, я бы весь испотел. Вонял бы, как ишак. Хороший он животное… скучаю я по родине.
ПРИТЯНУВ к себе лошадиную морду, Иван Иванович смотрит лошади в глаза. Освобождает для обозрения ее зубы, оценивает их состояние, неудовлетворенно отпихивает голову, поправляет упряжь; действия могильщика отслеживаются стоящим позади него Михаилом «Косматым».
Александр Евтеев и представитель государства Чурин сидят в вездеходе.
– Ты ее нормально кормишь? – спросил «Косматый» – По всем правилам?
– Она у меня ест мертвечину, – ответил Иван Иванович. – То бишь травяную, а не людскую – сено, в общем. Померевшего человека я транспортирую уже в дохлом виде, а с травой не так, для нее я сам – смерть. С косой.
– Ну и за сколько покосов ты управляешься? – осведомился «Косматый». – Тебе же следует обеспечить твою лошадь месяцев на семь, новая трава раньше не вырастет, и если ты поленишься и снизишь количество покосов, тебе….
– Ты, «Косматый», чего? – вопросил Иван Иванович.
– А чего…
– Увлеченности сельским хозяйством я за тобой никогда не замечал. На тебя что, лошадь моя повлияла?
– На лошадь ты не сваливай, – пробормотал «Косматый». – Во мне и до нее дремал кто-то могущий проснуться, когда я совсем устану… и это свисток-парадокс.
– Ты скоро, «Косматый»? – поинтересовался из вездехода представитель государства Чурин.
– Я с Иван Ивановичем, – промолвил «Косматый». – Вы ведь к леснику? У вас типа ментовская операция, и мне с вами, культурно говоря, ехать в падлу. Я бы не поехал, даже не будь здесь его, упокоителя нашего. Вашего возвращения я бы не ждал – побрел бы пехом и, не дойдя, испил бы горчайшую чашу… поедем, Иван Иванович?
– Покатим, – кивнул могильщик.
БЕЗ ПОНУКАНИЙ со стороны Ивана Ивановича мотающая головой лошадь рвется вперед по прорубленной в чащобе просеке, будучи подгоняемой заходящим солнцем и далеким волчьим воем; натягивающий вожжи могильщик наваливается спиной на Михаила «Косматого» и едва не сбрасывает его с саней.
