Но не время поддаваться эмоциям, не время умирать. Охотники уже совсем рядом, нужно продержаться ещё чуть-чуть. Но птица не поддаётся, приходится совсем вытеснить её и взять всё управление в свои руки. Ощущение такое как будто управляешь чем-то невероятно сложным вроде самолёта, глядя через чулок на голове, смотря в зеркало, сидя за дверями кабины пилотов. На секунду мне кажется, что я снова слышу свист приближающейся ракеты, но это просто свист ветра вокруг падающей птицы. Премерзкое ощущение, но выбирать вообще не из чего. Нужно дожать! Пока есть возможность управлять своей горящей тушкой я направлю себя на таран. Прямо в удивлённое лицо хищника. Все рефлексы бунтуют. Всё внутри говорит что нужно лететь отсюда, подняться повыше, расправить крылья, махать ими пока не потухнет огонь. Но я вопреки всему прижимаю горящие крылья к пылающему корпусу и чуть подруливая горящими кончиками и обугленным хвостом целю прямо на хищника. Он вздрагивает и пускается бежать.
Это победа!
Маленькая. Незначительная. Бесполезная.
Но победа!
Он бежит!
Я говорил же да, про способность предвидеть всё на две секунды вперёд? Вот теперь мы с хищником соревнуемся в этом. Хотя какое это соревнование? Корректировать движение уже невозможно и я лечу пылающей пулей в удаляющуюся спину. Нужно чуть подкорректировать траекторию, чтобы достать. Чтобы догнать. Чтобы успеть за ним.
Хищник делает самое худшее, что может сделать человек в такой ситуации. Он отключает интуицию и предпочитает действовать разумом. Или рефлексами. Выучка, видимо, говорит ему, что нужно бежать зигзагом. Последние самые драгоценные минуты своей жизни человек доверяет знаниям полученным в самые депрессивные и темные годы своей молодости. Уж мне поверьте, интуиция вернее всяких рефлексов. Особенно если это интуиция горящего голубя.
Э-эээ-хдыщь!
Удар!
Дотянул! Чётко промеж лопаток.
Хруст.
Наверное это мой позвоночник хрустит.
Рикошетом отскакиваю от спины Хищника и пока угасает мир, в круговороте неба и земли, успеваю увидеть, что охотники уже здесь.
Мир тухнет с ощущением железной плиты небрежно наброшенной на голову.
Я вдыхаю.
Непривычно.
Как будто после нескольких лет отсутствия вернулся в пустующую квартиру, в которой перекрыты краны.
Пыль. Кругом пыль и засуха.
Пить. Как же хочется пить! Пытаюсь облизнуть пересохшие губы, но язык распух и не слушается. Открываю глаза. Как будто кто-то резко распахнул тяжелые шторы в давно покинутой квартире. Поднявшаяся пыль и яркий свет больно бьют по глазам и очень хочется их закрыть. Но глаза должны быть открытыми. Это тяжело, но всё-таки чуть легче чем ворочать языком. Из полутьмы ко мне наклоняется фигура в капюшоне и протягивает надо мной пятерню.
– Пи-и-ить! – пытаюсь произнести я, но горло пересохло настолько, что ни единого хрипа даже не вырывается. Ладонь, мягкая, тёплая и успокаивающая – опускается мне на лоб и закрывает собой свет. Становится совсем темно и опять ощущение, что глаза закрыты. Закрыты давно, так что веки почти слиплись. Пытаюсь открыть глаза, и разлепить веки. Теплая рука всё ещё лежит на голове. Но теперь это другая рука и как будто лежит уже на затылке. Пить хочется чуть меньше. Снова пытаюсь облизнуть губы, теперь язык слушается, но самих губ нет. Язык охватывает нос и в мозг врывается ураган запахов. Затхло, тухло, воняет людьми, немытыми телами, потом, больными желудками и зубами. Как будто гнойными нарывами. Тухлыми овощами, деревом, топливом и пылью. Очень пыльно. Чихаю и глаза открываются сами собой. Справа от меня лежит человек. Теплая рука поднимается с его лица.
