Не убоявшись зла - страница 11

– Уф. Прости, Дэми-джан. Куда теперь?

– Теперь в порт. Там еда и Костас

– Что, даже не отдохнём? – Вугар недовольно нахмурился,

– Нет времени. В самолёте выспишься или на лодке, что нам там выдадут, я не знаю.

Демьян достал телефон и набрал номер их общего друга, Костаса. После короткого разговора все сели в автомобиль и направились в афинский порт Пирей.

* простите меня и до скорой встречи – греч. Συγχώρεσέ με και θα σε δω σύντομα.

Порт гудел и грохотал на все лады. Повсюду носились грузовики, рабочие, погрузчики. Взгляд Демьяна привлёк огромный, белый круизный лайнер, который медленно подходил к вечернему причалу. Его сверкающая палуба и яркие огни создавали контраст с серыми бетонными стенами порта. Демьян остановился на мгновение, наблюдая, как пассажиры с нетерпением собирались подняться на борт, готовясь к круизу. Дурманящий запах моря смешивался с резким запахом топлива. Демьян чувствовал себя частью этого хаоса, частью большого механизма, который никогда не останавливался. Он вспомнил, как в детстве мечтал путешествовать по морям и океанам, открывать новые горизонты и встречать людей из разных уголков мира. Отчасти так и вышло. Жизнь забрасывала его во многие страны, и по работе, и просто как туриста, и каждое новое место оставляло в его сердце свой след. Он побывал в шумных городах, где небоскрёбы касались облаков, и в тихих деревушках, где время, казалось, остановилось. Видел бескрайние поля, покрытые золотыми колосьями, и величественные горы, которые манили своей недоступностью. Каждое путешествие обогащало его новыми впечатлениями и знакомствами, но в то же время оставляло чувство некой неполноты.

Они приехали в порт на двадцать минут раньше связного. Вугар, как ребёнок, наблюдал за шумной жизнью порта, и, казалось, не было ничего интереснее для него на этой планете. Демьян улыбнулся, похлопал друга по плечу и заговорил:

– В детстве дедушка часто привозил меня сюда. Мы покупали свежую рыбу, когда было на что купить. Долго и громко торговались с продавцами, а потом шли в маленькую таверну. Дед покупал мне гирос в пите и сувлаки, а еще большой стакан апельсинового сока, который почему-то вонял какими-то лекарствами. Потом мы брали большую буханку свежего, горячего хлеба и ехали домой.

– Ты хорошо его помнишь? – спросил Вугар.

– Деда почти не помню. Помню вечно пьяную бабушку. Скандалы из-за этого и как плакал от страха, что мать и дед сейчас прибьют пьяненькую бабулю. Она умудрялась пропивать последние деньги, и мы вынуждены были по нескольку дней не есть ничего, кроме хлеба или дрянных макарон. Дед сильно болел, у него часто распухали ноги. Как-то он поехал по своим пенсионным делам и на лестницах здания ему стало плохо. Дед упал и больше не встал. Тело увезли в морг, а санитары не выдавали его без взятки или пошлины, уже не помню. А был у нас, значит, ушлый сосед, вечный сиделец и хулиган, Яннис Казандзакис. Его тогда как раз выпустили из кутузки. Он собрал местных маргиналов со всей Омонии, и пошли они тело деда освобождать. И освободили! Труп украли. Привезли домой, и я до утра тогда просидел, глядя на дедушку. Ни слезинки не проронил. Сидел рядом и разговаривал с ним.

– Вуй Аллах. И что, менты не приехали? Это криминал, – глаза Вугара округлились.

– Нет. В Омонию они не совались. Там за своих могли порвать кого угодно. Район и тогда-то был не из лучших, но не настолько, как сейчас. До прихода европейских ценностей Греция жила хоть и не богато, но такого дерьма тут не было. Ты знаешь, если в одной семье варили факес, густой греческий суп с чечевицей, кастрюлю с этим божественным блюдом потом выносили во двор, накрывали стол, и все желающие могли прийдти и поесть. Я так и питался. После смерти деда с деньгами стало совсем худо. Жили на его пособие, которое, естественно, в связи с кончиной отменили.