В этот раз хоть обошлось без прикосновений! Амир разворачивается спиной, понимая, что за ним сразу же последуют. Видимо, привык к послушанию.
Я же из вредности остаюсь стоять на месте.
— Не сделаешь то, что я прошу, будешь уволена, ясно? — негромко говорит он, сделав два шага и поняв, что я не следую за ним.
Сжимаю руки в кулаки.
— Ладно, ладно. Где там ваша собака?
Практически выхожу вперед, открываю дверь, вхожу в небольшой дом-студию. Здесь довольно светло и красиво, но кое-что выбивается из общей картины: большая груда сваленных друг на друга одеял в углу.
— Где твой питомец? — оглядываюсь я по сторонам. Из окна струится рассеянный свет, чуть приглушенный деревьями снаружи, и он ложится на небольшой диван, белую кухонную зону, бильярдный стол.
— Вон там, — Амир ловит мой взгляд и кивает в сторону. Разворачиваюсь и прижимаю руку ко рту, потому что вижу, кого нужно лечить.
— Да вы с ума сошли! — Кажется, эту фразу я говорила Амиру уже не один раз. — Это же человек! Ему нужна помощь!
13. 13
Плохое предчувствие тисками сдавливает горло. Если там, снаружи, мое шестое чувство только-только поднимало голову, то теперь я точно была уверенна, что здесь дело пахнет криминалом. Еще каким! Человек в углу мало походил на живое существо. Его поза — поза эмбриона — скрывала многое, но главное было понятно: он явно находился на грани жизни и смерти.
Одежда разорвана, и было даже непонятно, какого она цвета — то ли выцвела, то ли стала настолько мокрой, что понять, что на нем, не представлялось возможным. Волосы неопределенного цвета растрепаны, спина явно изуродована ударами хлыста.
Во мне борются два чувства — хочется подойти и по возможности помочь ему, а с другой стороны мелькает предательская мыслишка о том, что таким образом я точно стану замешана в чем-то некрасивом, страшном, болезненном. Не придется ли потом платить за свою сердобольность слишком высокую цену? Но я тут же отбрасываю эти крамольные мыслишки прочь.
— Здесь ему оставаться нельзя, — говорю быстро и отрывисто, чувствуя, что Амир стоит за спиной, выжидающе наблюдая за моим поведением. — Вы же понимаете, что он умрет?
Мужчина позади не отвечает ничего, только реагирует на приход Хана, который бросает мне в ноги мой «тревожный чемоданчик», в котором собраны лекарства первой необходимости.
— Нужна операция, нужно обследование, — подхожу ближе к Амиру, чувствуя в себе силу правды, которая произрастает из уверенности в том, что я могу помочь человеку, оказавшемуся в таких страшных и сложных условиях.
— Все сделаешь здесь, — Амир смотрит на меня пристально, не отводя взгляда и не моргая. От такого напряженного внимания по коже бегут мурашки, и я сама вдруг вспоминаю, что мне повезло убедиться на операционном столе в том, что он состоит из теплой плоти и красной крови, иначе бы сейчас точно решила, что передо мной человекоподобный робот. — Все необходимое рядом.
— Ему нужно сделать томограмму, посмотреть анализы крови, сдать химию, в конце концов. Я даже не знаю, может быть, сломаны ребра, проколото легкое, все что угодно может обнаружиться, — давлю на него, но уже понимаю, что мне скажет этот мужчина, улавливаю по его твёрдому настрою, по упрямо сжатым губам, по напряженным скулам, по тому, что он даже не сменил позу, когда я подошла к нему впритык.
— Иначе не смогу ему помочь, — развожу руками, а сама снижаю голос до полушепота.
