Этого еще не хватало!
Расправляю плечи, резко выдыхаю, фокусирую взгляд на дяде, отгоняя ненужные и несвоевременные видения.
И тоже жду его решения. Вот только оно звучит совсем не так, как мы с Иваном ожидали...
— Нет, слишком большая сумма, — едва взмахнув пальцами в воздухе, он складывает руку в кулак и кладет ее на стол. Голос не изменился ни на йоту — значит, ему действительно все равно относительно этой истории, этого мальчика, работы своей врачебной и менеджерской команды.
— Помню, приходила она ко мне, эта доктор. — Он немного приподнимает голову, глядя вверх, припоминая недавние события, и его лицо принимает едва заметное мечтательное выражение. — Такая интересная девочка. Очень живая, умная, очень красивая... На каблуках. Знаю такой тип женщин: строят агрессивную внешнюю защиту, скрывая чересчур мягкую натуру. Именно такие становятся самыми лучшими любовницами, самыми верными женами... Но...
Мы замолкаем, и плечи у Ивана опускаются. Его надежды не оправдались, и я чувствую огромное сожаление, которое вдруг наваливается на мою душу, будто бы и мне тоже невероятно жаль, что Наташи больше не будет. Будто бы мое призрачное счастье, как красная птица удачи, фантомно блеснула своим огненным хвостом и скрылась в призрачной дали...
— Да, жаль, конечно, жаль эту девочку, — завершает дядя. — Но ничего не поделать. Все решено.
Он поднимает руку, расправляет пальцы и кладет ее на стол перед собой, давая понять, что этот разговор закончен, обсуждению не подлежит. Иван молча встает с кресла и проходит мимо меня. На его лице выделяются глаза — невидящие, почти слепые, как у человека, который только что получил смертный приговор.
Киваю на вопросительный взгляд дяди и выхожу за хирургом.
— Дай-ка мне свои бумаги, — спокойно вынимаю счета из рук заторможенного мужчины, который будто не осознает, что происходит. Я ударяю его по плечу, приводя в сознание, и его взгляд проясняется. — Посмотрю.
Он дергается, будто я его пробил электрошоком, морщит нос, открывает рот, готовясь выплеснуть на меня весь свой яд, всю свою презрительную ненависть, горячую, как огонь, бурлящую кипятком. Я смотрю на него не мигая, в упор, мрачно и спокойно, и под этим взглядом он будто оседает, оплывает свечой.
— Я посмотрю, — киваю на бумаги в его руках и вижу, как они дрожат.
19. 19
Работа директором клиники – это отличное прикрытие для него. Если дон Карлеоне однажды создал сеть прачечных, чтобы отмывать деньги, Дамир Рустамович создал сеть клиник. В самой большой, с современным оборудованием, работает сам, контролируя отсюда, как паук, всю свою паутину: строительную компанию, трубопрокатный завод, и еще кое-что, о чем вслух говорить не следует, только при закрытых дверях.
Со стороны к нему не подкопаться, не поймать, не навредить. Охрана – самая лучшая, физически подготовленные парни, хоть сейчас по одиночке на толпу вооруженных террористов. Финансовые документы – тоже в полном соответствии с законом, на него работают самые лучшие финансовые спецы, да и он сам гениально подкован в стратегическом плане.
— Дима, мальчик, четыре года. — Дядя кивает, будто бы вспомнив, о чем идет речь, и я собираюсь уходить – видно, мне тут делать нечего, это врачебно-управленческие дела. — Вы дали добро на то, чтобы закупить донорские клетки для мальчика за наш счет и дали задание договориться с клиникой о бесплатной операции. Все сделано, осталось только перевести нужную сумму, договоренности есть с двух сторон, дело пойдет буквально на дни, все в порядке.
