Неблагая - страница 21

– Все в порядке?

Я и не заметила, что она за мной наблюдает. Кажется, моя маскировка сползла, обнажив трещины, сквозь которые просачиваются все слабости, когда я думаю о доме и обо всем, что мы потеряли. Я снова трогаю флакончик на кожаном шнуре и вытаскиваю его из-под воротника.

Делаю глубокий вдох, стараюсь, чтобы голос не дрогнул. Мне даже удается насмешливо-строгий взгляд.

– Нельзя сокращать уже сокращенную форму имени. Бессовестная.

Она расплывается в коварной улыбке.

– Но тебе же нравится. – Веселье сразу же сходит с ее лица, но глаз она не отводит. – Правда, что случилось? Я же вижу, что дело не только в сегодняшнем бардаке, так что не пытайся отмазаться.

Я скучаю по дому. Это не выразить словами. Я молча смотрю ей в глаза, взгляд которых нежнее, чем любых других во всем мире. Слова не нужны – моя сестра смотрит на меня и знает, о чем я думаю.

Да, я скучаю по дому. Скучаю так, как будто у меня живьем вырвали кусок сердца. Мы покидаем этот город, приютивший нас на большую часть весны и лето, но вернуться домой все еще не можем. Мне так не хватает знакомого размеренного ритма жизни с родителями. И еще я знаю, что они не будут – не смогут – скучать по мне так же.

Я сжимаю флакон так сильно, что пальцы белеют. Это из-за меня мы брошены на произвол судьбы. Из-за моей бесконтрольной, разрушительной, опасной магии, сделавшей меня преступницей еще до того, как Исольда впервые взглянула на отмычки.

Каждый день я отчаянно тоскую по дому. А в такие дни, как сегодняшний, – особенно.

Я почти непроизвольно приваливаюсь к плечу Исольды. Она покровительственно склоняет ко мне голову, кончики ее темных волос щекочут мне нос.

– Хочешь, расскажу тебе историю, как Мами и Папа тебя удочерили?

Еще одна традиция – каждый день рождения рассказывать об этом. В ее голосе слышится улыбка. Настоящая или вымученная?

– Ты все равно не свидетель тех событий. – Я разжевываю еще кусок пирожного. – В смысле, ну что ты можешь помнить? Тебе был от силы месяц.

– Откуда тебе знать?

– И сколько же тебе было?

– Столько, что уже и не вспомнить.

Я прыскаю.

– Ладно, рассказывай.

Пока она жует, повисает пауза.

– Так вот, – начинает она с набитым ртом, – если честно, то я, конечно, не помню. Но, как мне рассказывали, уже с самого начала, еще в младенчестве, было ясно, что ты подменыш. Мами, в конце концов, насмотрелась на младенцев. И не вздумай сказать, что у новорожденных еще не сформирована личность, потому что если так, то одной из нас здесь бы не было.

Я десятки раз помогала нашей матери, городской повитухе, принимать роды, пока люди не узнали, что я подменыш, и зареклись подпускать меня к детям ближе, чем на пушечный выстрел. До этого момента я уже успела стать в некотором роде экспертом.

– Даже не собиралась, – встреваю я.

Исольда хмыкает:

– Ну разумеется. – Она откладывает вилку и руками сует в рот пирожное. – Мами беспокоилась, что станет с ее второй дочерью, и потому решила самостоятельно меня найти. На поиски она отправилась ночью – зная, что иначе Папа постарается ее остановить. Она три дня шла по лесу, примотав тебя к своей груди.

Чертоги фейри вплетены в наш мир, они лежат слоями полотна, на которых гобеленовыми нитями переплетаются жизни. В определенных точках эти нити прошивают несколько миров сразу. Некоторые полотна изъедены дырами, позволяющими легко проскальзывать между мирами. Мами отправилась в лес, расположенный вдоль южной границы нашего города. В целом – довольно безопасный, если не сходить с тропы. Поговаривали, что в чаще леса можно было внезапно провалиться из мира человеческого в мир фейри, даже не заметив этого, пока не станет слишком поздно.