Нечисть не плачет - страница 4

Подхватив корзинку, девушка побрела в приют. Заботы на кухне, предстоящие ей сегодня, казались мелочью. И уже подходя к крыльцу, девушка почувствовала, что в кармане её форменного платья что-то есть. Марта запустила руку внутрь и с трепетом вынула самодельный браслет, сделанный из клочка ткани с кусочком грубо выделанной кожи какого-то животного. Судя по маленьким ворсинкам, это была белка. Сердце кухарки пропустило удар: этот браслет был на руке ведьмы, когда она появилась на пороге и протянула ей свою малышку. Тогда Марта не обратила на него внимания, но сейчас, недоумённо смотря на браслет, недоумевала, как это она могла про него забыть.

Пробравшись в одну из детских спален, девушка обернула браслет вокруг маленькой ручки Ирмы. И та, бесшумно проснувшись, посмотрела на кухарку своими огромными зелёными глазами. В тот момент ей показалось, что она ещё слышала голос её матери с площади: «Спасибо. Спасибо. Спасибо».

День за днём, Марта всё больше привыкала к малютке Ирме. Когда та научилась сидеть, кухарка была рядом. Первые шаги девочка сделала, протягивая руки к её переднику. И всё это время от святой воды и серебра оберегала её тоже Марта. Девушке удалось убедить хозяйку, что малышке будет лучше на кухне: так она не будет никого беспокоить своим криком в комнате. Втайне Марта мечтала, что Ирма станет её помощницей и не покинет эту кухню. Всё-таки проще скрыть любой секрет именно в том месте, где никому нет для тебя дела.

Хозяйка не стала спорить. Кухарке удалось поймать её хорошее настроение. Уличные мальчишки в тот день болтали, будто на площади повесили воровку, которую долго искали. Миссис Уиннифред, вернувшаяся с прогулки, поведала, что этой воровкой была мать Летты. Пока хозяйка рассуждала про свершившуюся справедливость и божий взор, от которого ни одна вошь не скроется, Марта давала девочкам кружку молока сверх нормы и причитала: «сиротки мои».

Когда девочкам исполнился год, рацион их заметно оскудел, как и предполагалось, и кухарке приходилось делиться своими запасами в обход приказа миссис Уиннифред. Впрочем, до пяти лет, пока они не начали работать, девочки проживали вполне счастливое время. Сторож даже смастерил им куклы из рукоятки старой метлы. Летта быстро находила общий язык с другими ребятами, старшие девочки иногда брали её, чтобы понянчить. Ирма была нелюдимой и, как только видела других детей или воспитателей, прижималась к Марте, прячась в складки её юбки: не из страха, скорее, из нежелания кого-то видеть, кроме своей заступницы.

– Когда-нибудь ты перестанешь помещаться у меня под платьем, и тебе придётся знакомиться с миром, крошка, – увещевала кухарка, угощая девочку хлебом. Ирма росла быстро и к пяти годам была довольно крепкой и хорошенькой. Если Летта больше походила на фарфоровую куклу: тонкая, болезненная, гибкая; в Ирме всё больше проявлялась вызывающая красота её матери.

– Я не люблю их всех, они меня шугаются. Как мыши, – спешно прожевав краюшку, отвечала девочка. Ещё бы им не шугаться. С последнего Дня Рождения Ирмы и Летты – их записали одним числом – за малышкой замечали странности. Если хозяйка кого-то изобьёт, а Ирма потом обнимет, тот обязательно поправится в скором времени. А уж если пострашнее хворь свалит, то малышка и вовсе не отходила от постели, пока ребёнок не вставал. Этому бы радоваться и благодарить девочку как счастливый талисман, но по приюту быстро поползли слухи, что если малышка приносит удачу, то она может и накликать беду, и лучше бы держаться от неё подальше. Скоро дети так сильно поверили в это, что ласковее, чем «подкидыш» никто девочку не называл.