– А мы, – староверы, – всегда так живем. Нас всегда пытались поломать и переделать. Ничего, привыкли.
Я подумал, что мое первое мнение о кузнеце было, мягко говоря, не совсем точным. Человек, конечно, любит выпить, что запрещено староверам, якшается с кем попало, что тоже противоречит уставу, но он по-прежнему причисляет себя к общине.
Матвеич замолчал, о чем-то задумавшись, потом вдруг к чему-то прислушался, привстал и всмотрелся в сумрак леса. Со стороны, куда он смотрел, послышался треск сучков и шелест опавшей листвы. Увидев, как напрягся Матвеич, я сунул руку за пазуху, где во внутреннем кармане моей куртки лежал револьвер, прихваченный на всякий случай. Вот, кажется, этот случай подвернулся. Я пытался разглядеть в сумраке приближающихся к нам людей. Никого не было видно, но, судя по звукам, их двое или трое, и они не скрываются. Скорее, наоборот, стараются создать как можно больше шума, что бы мы были готовы к их встрече.
Аккуратно, стараясь не задеть края кармана, я вынул пистолет и взвел курок. Тихий щелчок был не слышен из-за шума шагов нежданных гостей. Матвеич, увидев у меня револьвер, кивнул и, неожиданно для меня, достал из вороха лапника, на котором сидел, обрез винтовки.
Из леса к костру вышли два мужика, по виду охотники. За плечами у каждого были берданки, на поясе у одного неощипанная тушка утки.
Нет, для мужиков эти два охотника еще слишком молоды. Правильнее сказать, что это два молодых парня, причем, я понял, что это два знакомых мне парня – Франт и Мастеровой. Я не сразу их узнал в другой одежде. Видимо, лицо у меня было очень удивленное. Мастеровой откровенно ухмылялся, а Франт приветливо махнул мне рукой и сказал:
– Со свиданьицем!
– Ага. – Только и смог ответить я.
– Здорово, парни. Вы знакомые, что ли, Павла Ивановича? – Матвеич попытался прояснить для себя ситуацию, держа обрез на виду.
– Знакомые мы. И тебя тоже немного знаем через твоих шарташских родственников. Брата твоего двоюродного, Игоря, я хорошо знаю, да и кузнец в селе хороший один. Как тебя не знать? Вон и обрез у тебя приметный – только ты так винтовки переделываешь.
– Брата-то своего двоюродного и я хорошо знаю. А вот тебя, пока, нет.
– И меня Игорем зови. А товарища моего, – Франт махнул в сторону Мастерового, – зови Афанасием. Он уже привык, так что обижаться не будет.
– Тогда меня зовите Степаном Матвеевичем. Я тоже обижаться не буду. – Кузнец внимательно посмотрел на парней и спрятал обрез в лапник своей лежанки.
– Не ожидал еще раз встретиться. – Наконец-то включился в разговор с Франтом и я, убирая револьвер обратно в карман. – Тем более в лесу за двадцать верст от города. Какими судьбами?
Франт легкомысленно бросил на землю свой мешок, приставил ружье, уселся рядом и сказал:
– Поохотиться мы с Афанасием решили. Вот утку взяли.
– Чего-то плохонькие вы охотники с Афанасием. – Не удержался Матвеич. – На два ружья одна птичка.
– Так у нас под дробь одно ружье. Второе под патрон, на дичь покрупнее. – Ответил Франт Игорь с тем же легкомысленным выражением лица. – А вы в лесу чего делаете?
– Гуляем мы. – Матвеич никак не мог избавиться от сарказма. Я с укоризной посмотрел на него. Может, подействовало, а, может быть, он сам понял, что ведет себя как подросток. – В скит мы идем к брату моему Феофану. Повидаться да о жизни нашей грешной поговорить. Вон Павел Иванович думает, что Федька, Феофан то есть, найдет слова, как наших работников от пьянства отвадить, а то одни неприятности от этого пьянства. А только слова самые главные Пал Иваныч сам уже сказал, что нет у нас будущего, если они пить не бросят. Я думаю, что когда человек поймет это самой середкой своего нутра, так пить и не захочет более.
