Глаза главаря полыхнули гневом. Он стиснул зубы, вынужденный терпеть, как мальчик с лязгом вытягивает его шпагу из ножен. Для дворянина это было настоящим унижением.
Незнакомец продолжил:
— Я начинаю счет, сударь. Раз…
Главарь, как и велели, сделал шаг назад, прожигая Луизу ненавидящим взглядом.
— Два…
Еще шаг.
— Три… Прекрасно. А теперь, когда вы оказались на почтительном расстоянии, принесите даме извинения за вашу грубость.
Негодяй медлил, но это было к лучшему. Луиза нервно оправила юбку, чувствуя в груди воинственную решимость:
— Мне не нужны извинения такого мерзавца!
Она подошла, занесла руку и со всей силой, на которую только была способна, отвесила звонкую пощечину, от которой зажгло ладонь. Разбойник зашипел и скривился, а незнакомец искренне расхохотался:
— Браво, мадемуазель!
Главарь пристально посмотрел на нее, испепеляя взглядом, процедил едва слышно:
— Такую пощечину сложно… позабыть… Не сомневайтесь.
Разбойников связали. Главарь больше не проронил ни слова, лишь косился голодным волком.
Луиза выглянула, спеша убедиться, что с отцом все в порядке — тот уже склонился над старым Пьером и помог ему сесть. Но отойти без благодарности не решилась. Она подняла голову:
— Мы все безмерно благодарны вам, сударь. Если бы не вы…
Она не выдержала и смущенно отвела глаза, чувствуя, что предательски заливается краской. Сердце колотилось так сильно, что становилось страшно. Она уже почти позабыла обо всем кроме этого нестерпимого смущения и испытывала настоящий стыд от вывороченного рядом жалкого содержимого дорожного сундука. Стыдилась своего скромного платья. Незнакомец казался в свете факелов таким красивым, что Луиза буквально теряла дар речи, а в груди пульсировало что-то незнакомо-странное. Высокий, темноволосый, в элегантном, нарочито-простом дорожном платье, которое лишь оттеняло блеск чистых серых глаз и четкие черты. Рядом с ним Луиза почувствовала себя жалкой дурнушкой, недостойной такого спасителя.
Пауза неловко затягивалась. Чтобы скрыть неловкость, Луиза вновь посмотрела на разбойников.
— Что будет с этими людьми?
Незнакомец усмехнулся, сверкнув полоской ровных белых зубов:
— Я доверю их судьбу вам. Вершите, сударыня. Можете казнить или миловать. Как будет угодно.
Луиза даже замерла от неожиданности. Внутри пахнуло холодом, и она на миг забыла о смущении:
— Я?
— Я считаю это справедливым. Так что мне с ними сделать?
Она снова молчала. Наконец, решительно покачала головой:
— Что угодно, только сохраните им жизнь. Не хочу брать на себя грех. Мы едем в монастырь в Брезе. Не хочу пересечь порог обители, обагрившись кровью.
Собеседник кивнул, вновь улыбнувшись:
— У вас мягкое сердце… третье достоинство. Кто бы мог подумать…
Луиза нахмурилась:
— Третье?
Он кивнул:
— Да, сударыня. Судя по всему, вы состоите из одних достоинств, которые сделают честь любой женщине. Красота, доброта и добродетель. Это такая редкость, мадемуазель… особенно при дворе. — Он помолчал несколько мгновений и окликнул мальчика: — Анри!
Тот подбежал незамедлительно:
— Слушаю, монсеньор?
— Отведите их в лес и привяжите. Предоставим Господу своей волей решить их судьбу.
Луизу точно ошпарило — монсеньор… Это означало, что этот человек, по меньшей мере, герцог. Вот так, на ночной дороге?.. Она готова была провалиться от неловкости. Анри ушел, а незнакомец, будто опомнившись, снял шляпу и почтительно склонил голову:
