Нефритовый слон - страница 41

Потом целую в мочку уха.

– Приподнимись. Вот так. Давай снимем рубашку. Ну-ка, не торопясь.

Сначала расстегнула верхнюю пуговку, чуть оттянула воротник рубашки и поцеловала в шею, потом чмокнула в подбородок, на котором только сейчас заметила маленький шрамик.

Расстегнула еще одну пуговку, поцеловала в кадык и в Адамово яблоко.

Расстегнула третью, четвертую, пятую, и так до конца. Приспустила рубашку с плеч, погладила их, от чего волоски на груди, которую я вижу, встали дыбом.

Реакция его тела на меня все та же. Как женщине, мне это льстит.

Провожу несколько раз ладонями по его животу и только потом окончательно снимаю рубашку.

Горошинки-соски наверняка еще помнят экзекуцию с горячим воском, поэтому ласкаю их языком, губами, пальцами, доставляя удовольствие, не делая больно.

Прислоняю ухо к груди. Сердце бьется часто, как птица рвется на волю.

Я глажу его по волосам.

– Успокойся.

Следующим номером стягиваю с него брюки, обнажая ноги. Бедра влажные, хотя в комнате не жарко.

Дыхание стало чаще.

– Не возбуждайся. Я пока не планирую иметь тебя.

Сказано мурлыкающим тоном, но по тому, как мгновенно на ресницах появились капельки, я умудрилась сделать больно. Оказывается, у меня целый арсенал слов-холодного оружия, которое колет, режет, ранит… его душу.

Быстро целую его в нижнюю губу, а ладонью стираю невыплаканные слёзы с его плотно закрытых глаз.

– Ну прости меня. Пойми, это непросто, когда спасением ты обязана…

Пока я подбираю эпитет, на ресницах снова появляются слезинки.

– Перестань! Слышишь?

– Я не специально.

Слова я читаю по губам, потому что… очевидно, я не давала голос, а он не хочет наказания.

И снова накрывает с головой осознание того, что я почти дементор, только высасываю душу из него – не всю сразу, а по кусочкам.

«По заслугам», шипит мой разум, и впервые его на место ставит моя душа: «Если бы не он, меня бы изнасиловали и убили вчера».

Это истина, против которой не попрёшь.

Говорил же Иешуа Га-Ноцри, что истина всегда одна.

Легко стягиваю с него трусы. Пальцы гладят член, лицо само тянется к нему, и тут же я слышу:

– Ты не обязана, Таша. Не надо.

И что-то живое шевелится в памяти. Кажется, я недавно пыталась его заставить рассказать мне, как он принуждал меня в лагере в последний раз. Как эхо далекого воспоминания, приходят эти слова, «Ты не обязана, Таша. Не надо».

Он не принуждал меня? В этом дело?

Выходит, что я – шлюха? Сама залезала на него? А потом забывала об этом? Чтобы все вокруг считали меня жертвой? Чтобы я сама считала себя ею?

Ни на один вопрос память не дает ответа, а разум тут же шипит на ухо, «Не поддавайся».

В иной ситуации я бы сделала ему больно, стиснула яйца или дернула за член. Но сейчас нельзя. Есть ситуации, в которых мстить – не допустимо.

Он спас меня. Хоть час я могу быть благодарной ему за это.

– Я знаю, что не обязана. Расслабься. Я сама этого хочу.

Поэтому сосу, лижу, ублажаю.

А потом разрешаю ему меня раздеть. И поражаюсь тому, как нежно, не торопясь, ласково он это делает. Ведь он хочет меня, страстно, об этом мне недвусмысленно сообщает его тело. Но при этом никаких резких движений, никакого принуждения. Более того, он умудряется ни разу не коснуться моей кожи.

Я уже полностью раздета, а контакта его пальцев с моим телом – не было.

Даже трусики он снял так, что не задел меня.

А потом собрал всю мою одежду и аккуратно повесил на спинку стула. Сложил трусики и лифчик. После чего сел на край кровати и опустил глаза в пол.