— Откуда ты такая взялась? — мужик развернул меня к себе лицом, и это был молодой еще парень, лет двадцати, не старше. — Не наша, — вынес он вердикт. — Орать будешь?
Я помотала головой.
— Это правильно, что орать, тебя же высекут.
Он прищурился и рассматривал меня взглядом весьма неоднозначным. Я выискивала корзинку — вон она, стоит недалеко, но убежать я не смогу, силы и выносливость неравны, еще и эта проклятая юбка.
— И чего тебе яйца? Откуда будешь? Не соколинская же. А тогда чья?
Я промолчала, парень указал на мое разбитое лицо и понимающе ухмыльнулся.
— Лукищевская. Что барин, что барыня — один другого краше. Люди битые да некормленые, эх… И что с тобой делать?
Лучше всего отпустить, посоветовала я, но не вслух. Вряд ли отпустит, хотя парень не бедствует, морда лоснится, одежда на нем добротная, не то что на крестьянках моей матери. Но сытый голодному не товарищ, он посочувствует, а за свободу что-то потребует взамен.
— Давай-ка за курятник, девка, — понизив голос, предложил парень. — Быстренько дело сделаем, и пущу тебя. Все яйца не дам, эка ты разошлась, и корзинку вернешь, но пяток твой будет. Давай, давай, от тебя не убудет, а так хоть голодной не останешься.
Жизнь не готовила к тому, что за меня назначат такую цену — пять яиц, но меня мало заботило, сколько я стою. У каждого есть цена, моя сейчас такая, и больше мне не заплатит никто. Живи я в городе, не будь я беременна, я с первых минут прикинула бы свои шансы как содержанки — чем плохо, в мое снисходительное к слабостям время кичились, кто лучше пристроился. Когда нет ни денег, ни образования, ни перспектив, все допустимо: кров и стол в обмен на фейковые ласки.
Если я соглашусь, накормлю дочь, но рискну нерожденным ребенком. Поэтому, дружище, я воспользуюсь твоей доверчивостью, и честной сделки не будет.
Мое молчание заставило парня считать, что я немая. Он убрал руку от моего лица, перестал меня стискивать, решив, что мы обо всем договорились, я никуда не денусь и ни звука не издам. Я действительно покорно пошла за ним, незаметно вытягивая прутик из-за пояса.
Тот даже листочков не лишился, пока я подметала в курятнике. Серьезно им не ранишь, как ни пытайся, но ударить по глазам достаточно, чтобы выиграть время, и это не несколько секунд, а минута как минимум. Я не добегу до леска, но могу попробовать затеряться между домами, и это может сработать, если я выберу нестандартный вариант. Подойдет колокольня, хотя я понятия не имею, что там, но вряд ли скрываются все преступники. Лишь бы можно было вообще на нее попасть.
Парень оттащил меня за курятник и под ехидное кудахтание, морщась, озирался, выискивая место поудобнее. На рассохшейся бочке развалился рыжий котище, при виде нас он блеснул желтыми глазами, но никуда не ушел. Кот был дикий — огромный, грязный и мускулистый. Я сжимала прутик и ждала, когда парень окажется близко и повернется, и расстояние между нами станет идеальным для того, чтобы хлестнуть по глазам.
— Ах ты песий потрох! Ты смотри, опять за юбками волочится! Да что ж ты за блудник такой!
Парень замер, пойманный на горячем, я постаралась покраснеть. Крепкий старик загородил проход и уходить не собирался, в руке его была увесистая дубинка… это скверно.
— Вот я барыне скажу! — продолжал бушевать старик. — Коров пас — волки подрали, пока ты девку драл. На двор послали — девку обрюхатил. Караулить отправили — так попередь полночи девку нашел. Степка, ты свой уд попридержи, а то я тебя сам так высеку, забудешь, зачем он нужен!
