Всё, что я надумал, это сначала попроситься в туалет по-маленькому, на что был получен ответ: «Не положено». Потом уговорил девушку, чтобы она попросилась, но уже по-большому, и сильно возбухала, что ей стыдно как даме. Единственный эффект, которого мы добились, — охранник повеселел, ответив, что можно не стесняться журчать или гадить при всех: темно и не видно.
Самый нормальный и оптимальный вариант пропал. Дураков нема, хотя, казалось бы, Средневековье, уж воины должны быть дебиловатыми, необразованными простачками, но нет. Они были ушлыми, и провести их очень трудно. Ещё оставался шанс, что замки в те времена были примитивными и вполне легко вскрываемыми отмычками. Огромный железный амбарный замок, дужка, ячейка, но у меня даже никакой щепки, чтобы попробовать открыть его. Попытки поковырять в замочной скважине толстым мизинцем-сосиской или осколком зеркала ни к чему не приводили. Как и попытки, раз темно и не видно, применить силу богатырскую, сломав сваренные меж собой толстые прутья клетки или сам замок.
Пришлось чесать кудрявую, волосатую головушку. Вспомнил даже фантазию Мюнхаузена, который сам себя вытащил из болота, дёргая рукой за волосы. Может, так и поступить?! Элементарная физика. Трясти клетку туда-сюда, пока она не опрокинется, это ничего не даст, но заставит обеспокоиться нашего охранника. Он подойдёт, а дальше-то что?! Я всё равно буду в клетке, добровольно стражник не подставит шею или иную часть тела, чтобы умереть во славу «прекрасной» Лунелии. Скорее всего, воин достанет меч и плашмя, если добрый, успокоит меня по буйной головушке. А если недобрый, то просто проколет во славу не менее «великолепной» Одатии.
Пришлось обратиться к двум сидящим в клетках поблизости: побитой девушке лет двадцати, которую звали Тода, и злобному пареньку Олфану, не доверяющему мне. Судя по его небитой физиономии и непорванному одеянию, отсиделся где-то под кроватью, трясясь за собственную шкуру, пока даже девушки воевали. А теперь он строит из себя героя и ищет всюду предателей. Да что девушки, даже бывший хозяин этого тела и отец Олфана умерли, сражаясь с захватчиками.
— Господа Тода и Олфан, послушайте меня внимательно, не перебивая. Там в углу, у храма клетки расположены очень близко друг к другу, и проход возможен только с одной стороны. У самой крайней клетки сидит немного тучная девочка-подросток — самое оно! Передайте ей, пусть она раскачивает клетку и посильнее, требуя сводить её в туалет. Когда охранник подойдёт «успокоить» её, кто-то должен сзади из соседней клетки прирезать одатийца в спину, в заднюю часть шеи, или куда он там дотянется до мягкого и незащищённого тела воина. Вот у меня в руках кусок зеркала, довольно-таки хрупкий, но острый «ножичек». Шанс будет один, нужно сразу убить без шума и крика.
Сразу начался спор, в процессе выяснилось, что эти двое — брат и старшая сестра. Оказалось, что Тода и Олфан, такие непохожие друг на друга ни внешне, ни характером — дети одного отца, но разных матерей. Последнее я выяснил много позже. Девушка, поддержавшая мой вариант побега, победила в споре, не то чтобы план ей нравился, но других вменяемых предложений и мыслей не было. Прошло ещё полчаса, тихим шёпотом от клетки к клетке, когда сначала передавался мой хитрый план, а потом начинались споры по новой, что это опасно, пущай, мол, чернь Коммод погибает. После долгих согласований и покрикиваний на нас охранника, чтобы заткнулись, я замотал кусочек острого зеркала в свою рубаху, чтобы не разбилось при перекидывании из клетки в клетку, и передал «оружие» в нужном направлении. Олфан ухватил импровизированный нож, не забыв сверкнуть в мою сторону недоверчивым взглядом, подтянул оружие к себе, осмотрев свёрток. Высокомерно кивнув, мол, так и должно быть, передал осколок дальше, приготовившись к развязке.
