Не то чтобы я верил в метки подчинения и прочее колдунство, но яркий пример передо мной в клетке. Посадят на цепь, повесят ярмо на шею, а когда их «главнюк» преставится, прирежут и столкнут к нему в могилу, чтобы «прислуживал» ему в Аду!
Парень, который оказался писарем (большая, кстати, должность в те дремучие времена), а не каким-то поварёнком, ушёл, а я остался думать над своей судьбой. Куда ни кинь — всюду клин. С «детками в клетке» бежать, а кто сказал, что у них получится? Но даже если выберемся, кто гарантирует, что они не проверят меня уже через своего жреца? Вытащат меня на правду-матку, допросив о беседе в храме. Это пока они тут беззащитные, не ерепенятся. А там попросят вспомнить что-нибудь об истинном владельце тела десятнике Коммоде?! А я ни в зуб ногой о старой личности. А что дальше?! Казнят или, учитывая мои заслуги, поставят новую рабскую метку.
И так и сяк плохо. Нужно бежать одному, может быть, есть места, где нет всей этой мути с рабами и господами. Хотя думать, что на таком уровне развития где-то есть какое-то равноправие, где на меня не повесят то или иное ярмо, верх наивности.
А ещё места, где нет душевнобольных верующих, что проповедуют существование магии! Нет, я не собираюсь разделить судьбу «Фомы неверующего», но пусть докажут мне свою магию! Я не зашоренный в конец старпёр, готов поверить во всякое чудо-юдо, но где те самые факты и доказательства? Болтать-то всякий может, язык и у меня без костей!
— Что хотел этот парнишка от тебя? Приносит еду в которой раз, болтает с тобой без умолку, тихо, чтобы мы не слышали! Подозрительно всё это, — прервала мои размышления девушка Тода, сверля взглядом синих глаз.
Приплыли, как в старой сказке про Винни-Пуха: «Не прошло и дня, а пчелы начали что-то подозревать!».
— Просил проследить за вами, госпожа Тода. За всеми вами. Говорит, если вы согласитесь перейти в стан врагов, то меня оставят жить вместе с вами, перебежчиками. Но на всех повесят метку подчинения, и это единственный способ спастись, — вздохнув, честно признался я. — Понарошку я согласился, иначе меня тут же казнили бы, а так помогу нам сбежать, вечером…
— Хорошо, Коммод, я надеюсь на тебя! — улыбнулась мне разбитыми губами девушка. — Раньше не знала, что в армии у покойного отца были такие хитрые и умные бойцы!
Со вздохом я взял осколок зеркала и взглянул на обновлённого себя. Мужчина лет под тридцать пять — мимические морщины у ротовой полости, "гусиные лапки" в области глаз говорили о не совсем уж юном возрасте. Рыжие волосы, как и борода с усищами, серые глаза, частые точки на лице — пигментные пятнышки: конопушки и веснушки. Сильно обросший далеко не юноша: кроме носа, низа лба и щёк просто ничего не было видно. Надо бы побриться, постричься и понять, как же я теперь выгляжу на самом деле. Но это явно не старый я, тело не моё, никаких откровений на этот раз не было, в шок я не впал. Смотря на огромные руки и ноги, перевитые мышцами, я и так уже смирился, что о моей старой внешности стоит забыть. А может, и неплохо всё вышло: я чувствую силу в своём теле и готовность свернуть горы или храмы непонятных оккультных религий с их адептами, пускающими в расход всех, кто неугоден.
Зато сейчас я относительно молод, возраста своего сына, целая жизнь впереди! Сбросил целое поколение лет! Могу даже полюбить молодую женщину, ровесницу моей дочери! Почему бы и нет, седина в бороду — бес в ребро. В моём случае рыжина в бороду! Почему меня звать Коммод с такой огненной внешностью?! Почему не Ржавый или Рыжик? Аж смехом разобрало.
