– Нет. Подожду.
Заодно и тему для разговора придумаю. Путь длинный, говорить-не переговорить нам с тобой, друг милый.
И вновь прилипла взглядом к окну. Южная окраина Светлобожска значительно отличалась от северной. Больше всего она походила на зажиточное село. Весёлые палисадники перед одноэтажными домами с расписными ставнями. Гуляют куры и кое-где гуси. На задворках, наверное, и козы пасутся. Петухи орут, приветствуя новый день. Покойно, уютно, чисто.
Оттого, что не спала всю ночь, а карета мягко покачивалась, убаюкивая грустные мысли, я откинула голову на высокую спинку удобного диванчика, прикрыла глаза и не заметила, как уснула.
Прощай, столица.
«Эх, дороги, пыль да туман» ... Знакомо-незнакомые слова крутились в голове, хоть и не совсем соответствовали действительности. Дорога была. Но она, слава светлым богам, не пылила, а тёмной, прямой, бесконечной лентой уходила за горизонт.
Ранняя весна. Солнышко только-только землю подсушило. Колёса и копыта сгладили зимние колдобины и ухабы, выровняв поверхность до идеального состояния, и ехать комфортно не только в моей карете, но и в телегах и возках. Увы, долго это не продлится. До летней пыли, тончайшей пудрой покрывающей путников с головы до ног, мешающей дышать полной грудью и не дающей толком посмотреть вдаль, чуть больше месяца осталось. Надеюсь, мы к тому времени доберёмся до каганата.
Зато были туманы. По ночам выползали они из лощин и оврагов. Холодными, влажно-липкими щупальцами окутывали место ночёвки плотной белёсой влагой, меняя цвета, звуки, настроение. Хорошо, что степняки каждый вечер ставили для меня небольшой шатёр, который обогревался жаровней с горячими камнями. В тёплый походный уют туманам хода не было. Но укладываясь спать на узкой раскладной лежанке, я настороженно вслушивалась в шорохи за тонкими стенами моего временного жилья и просыпалась от близких звуков. Казалось, кто-то ходит кругами, желая войти внутрь.
– Даша, туман – это всего лишь взвесь мельчайших капелек воды, и ничего больше, – успокаивал меня Ерофей, когда по утрам я жаловалась ему на непонятный ночной страх. – Ты как ребёнок темноты боишься. Хочешь, буду в твоём шатре ночевать?
Хочу, но никто не позволит. Получив моё согласие на возвращение в степь, Зеки-ага с демонстративно-почтительным уважением взялся опекать меня. Вернее, перевоспитывать на свой манер. Нельзя напрямую разговаривать с охраной, возчиками и всеми, кто не входит в ближний круг. Нельзя, чтобы посторонний мужчина – не отец и не брат – ехал со мной в одной карете. Нельзя вкушать пищу рядом с низкорождёнными. Нельзя, нельзя, нельзя…
Поначалу я молча соглашалась. Многие запреты плотно пересекались с правилами приличия столицы и были привычны. В городе. Но в пути, на мой взгляд, многие условности отодвигались на второй, а то и третий план. Почему я должна есть одна в своём шатре? И почему не могу подёргать за рукав стражника, чтобы он обратил на меня внимание? Да, я сглупила, не взяв в дорогу компаньонку, но представить себе не могу, кто захотел бы тащиться со мной за тридевять земель в невесть какие дали. Мы едем всего третий день, а я уже до оскомины устала от непрерывных наставлений Зеки-ага.
Вдруг карета резко остановилась, вернув меня из полудрёмы в реальность. Выглянула в окно. Мимо, от головы обоза, проскакал Ерофей. С каждым днём он всё меньше отдыхает рядом со мной и больше времени проводит в седле и или в возке боярина Судислава Храброва – советника посольства.
