– Выходи! – крикнул Махно и прилип к стене у открытых дверей. Это его насторожило: «У аккуратистов… без часового… настежь! Улизнули, змеи!» Он кинулся в здание. На столе еще дымилась примятая папироса. Вокруг валялись брошенные бумаги. Мужики забегали по классам.
– Никого! – радостно доложил Троян.
– Скорее на улицу! – шумнул Нестор, догадавшись: «Заманили в ловушку ротозеев!»
Но ничего не случилось. Испуганно лаяла собака, постреливали, кто-то взвизгнул:
– Стой, гад! Стой! – и бабахнул недалеко. Перебежками, прижимаясь к стенам, заборам, восставшие устремились дальше, увидели освещенное окно.
– Телефонная станция, – шепнул сзади Лютый. Озираясь, Нестор юркнул в сенцы. Внутренняя дверь была на замке.
– Открывай! – загремел Троян.
– А кто там? – послышался женский или детский голосок.
– Революционная власть!
Мужики набивались в сенцы. Махно погрозил им поднятым вверх наганом, но в темноте никто этого и не заметил. Щелкнул замок, дверь отворилась, и он увидел тоненькую высокую девушку-еврейку в коричневом платье, аккуратно причесанную. Часто мигая, она беспомощно смотрела на него темными, чуть раскосыми, ну, точно заячьими глазами.
– Здравствуйте, – сказал Нестор, входя. Вот так война, вот так добыча! Этот аккуратный длинный зайчонок словно выпрыгнул из совсем другой жизни, изумился и робко шевелил белыми пальчиками. В станции больше никого не было.
– Доброй ночи, – прошептала девушка, склонив рыжую головку. Ее вид, голос, манеры никак не вязались с тем, что происходило, с мужиками, дышавшими перегаром в затылок Махно, и даже с теми женщинами, которых он знал или близко видел: с хлопотливой хозяйкой Настенькой, бой-бабой Марусей Никифоровой, страстной краснобайкой Марией Спиридоновой и милой, но твердой саратовской анархисткой Аней Левин. Сейчас перед ним было изящное, беззащитное существо, каких он не встречал.
– Где немцы, варта? – спросил, с трудом преодолев волнение. Телефонистка повела плечиками.
– Наверно, убежали.
– Ла-адно. Мы вернёмся, – пообещал Нестор уже грубо и двусмысленно. – Теперь слушайте сюда. Как вас зовут?
– Тина.
– Занятное имя, – он помолчал, прикидывая, как же лучше поступить.
Девушка взглянула на него кротко, с явным интересом: малыш, а командует.
– Троян, бери пятерку самых отчаянных, – приказал он, – и оставайтесь тут. Понял?
Гавриил съежился в недоумении. Бой идет, нужно бежать, помогать другим сотням.
– Для нас этот дом – главнейший! – объяснил Махно. – Без телефона мы глухие и слепые, вроде котят. Никого не пускать. Тина, вы подчиняетесь только ему. Сообщения принимайте, но в ответ – ни звука. Если нарушите… – он угрожающе потряс наганом. – Вперед, мужики!
На улице их встретил запыхавшийся Алексей Марченко.
– Все кончено! – доложил радостно. – Кто бежал, а кого поймали, в основном интендантов. Гуляй-Поле наше!
Лица мятежников, однако, были суровые, озабоченные. Они понимали: каша лишь заваривается.
Тина поспала после дежурства, и, когда раскрыла глаза, уже тлел за окном серый сентябрьский день. «О-о, не стреляют. Где же австрийцы? Неужели смирились? На них не похоже, – подумала. – Что там на улице? Какая власть? Интересно, сбежал Леймонский или прячется?»
Девушка сладко зевнула. Все эти приключения властей мало волновали ее. Кто бы не пришел, – считала она, – работа никуда не денется. Телефонистку никто не тронет. Ой, как прав был отец, когда помогал ей выбрать профессию. Он сейчас, конечно, в своей лавке, торгует гвоздями, красками, хомутами. Ему тоже не страшна смена власти. Единственные, кого он побаивается, – это большевики. Но и они, полагает, без хомутов не обойдутся.
