— Надо залечить твою спину.
— Она уже не болит, — отмахнулся Алексис, но я-то понимала, что без должного лечения чуда не случится.
Пятьдесят ударов — это не шутки. Даже представить страшно, какую боль он стерпел. Ему бы отлежаться, намазаться специальными мазями.
— Раздевайся, — повторила жестче. — Давай же, у нас мало времени.
Он перестал спорить, медленно начал расстегивать пуговицы на рубашке и, наконец, стянул её с себя. Повернулся спиной, доверительно позволяя коснуться себя. Я тронула кожу меж лопаток. Алексис врал. Раны кровили, корка едва запеклась и от каждого движения её срывало. Под пальцами чувствовалась влага.
Я мысленно выругалась словами, что не подобает употреблять знатной даме, а затем направила целительскую энергию через свои ладони.
Коэрли поежился.
— Могильный холод? — вспомнила я его слова, не отрываясь от дела.
— Ну, скажем так, ощущения непривычные. Я не жалуюсь, если что.
И вновь в голосе — улыбка. Вот поразительный человек. Он словно счастлив оказаться ночью, в сарае, со мной. После того, что натерпелся и какую боль испытывает ежесекундно.
Невольно я тоже улыбнулась. Как хорошо, что он такой. Легкий. Понятный.
— Сколько времени у нас есть? — спросила я, ведя ладонями ниже, к пояснице.
Я задержалась пальцами чуть дольше, чем следовало, не в силах оторваться. Он худощав, но его мышцы прекрасно прощупываются. Он не тощий, не сломленный, не хилый.
— Меня никто не будет искать. Кэрри убедила всех, что у нас, кхм, намечается жаркая ночь наедине друг с другом и мошкарой. Ты знаешь, ей как-то сразу поверили.
Это хорошо. Очень хорошо. Можно не торопиться. Я выдохнула сквозь сведенные зубы. Волнение никуда не делось, а цена ошибки стала совсем уж высокой. Нельзя оступиться. Хоть раз боги должны смиловаться к нам.
— Что случилось в тот день? — поинтересовался Коэрли.
— Ничего, кроме того, что мой женишок перебрал с алкоголем, и ему очень уж захотелось поболтать. — Я бессильно опустила руки вдоль по телу. — Спасибо, что ты защитил меня, но не стоило. Это всё осложнило. Тебе нельзя здесь оставаться. Он тебя уничтожит.
Рюкзак, который я бросила у входа в сарай, сейчас напомнил о себе. Я мотнула головой в его сторону.
— Там всё необходимое. На первое время тебе хватит.
— Что мешает нам убежать вдвоем? — Алексис обернулся, и хоть его лица я не могла рассмотреть во мраке, но чувствовала во взгляде строгость. — Как и договаривались.
Если бы не метка, поставленная магом на моей коже, я могла бы вновь поверить в лучшее. Понадеяться. Представить, как мы прячемся по лесам и ночуем в глухих селениях.
Но такой возможности у меня больше не было — теперь я под вечным контролем Фаркоунта. Стоит ли говорить об этом Алексису?
По моему молчанию он и так уловил нотки сомнения. Правда, трактовал их как-то по-своему. Подумал, наверное, что я струсила, передумала что-либо менять. Решила, что сытая жизнь подле лорда лучше неизвестности.
— Мэри, если ты остаешься, я тоже никуда не пойду.
Не сказал — отрезал.
— Зачем тебе это? — я простонала.
Ну что за невыносимый, упертый мужчина?!
— Потому что…
Он не договорил. Лишь шагнул ко мне ближе и прижал к себе так, как прижимают кого-то драгоценного. Его теплые, твердые губы нашли мои, жаркое дыхание затуманило мой рассудок.
Алексис Коэрли поцеловал меня жадно, требовательно — и я не смогла ему отказать.
Я никогда не целовалась с мужчиной и всегда считала это постыдным, грязным поступком. Точнее — после свадьбы допустимым. Жены обязаны целовать мужей, так заложено природой. Но даже в художественных книгах мне не нравилось, когда автор углублялся в романтику — я краснела и спешно перелистывала описания нежных касаний и робких взглядов.
