Масла в огонь подливает удивительное внимание, которым окружают гостя члены Совета. Задают наперебой какие-то вопросы, кивают в ответ. Сифакс отправил жену подносить гостю угощения. Тот вежливо отказывается. Вместо этого оборачивается к сидящему справа человеку, который всё это время неотрывно на него глядел и кивал. Задаёт вопрос коренастому чернобородому старейшине. Тот принимается посохом чертить на земле. Чужак, гибко наклонившись, выхватывает хворостину из костра и чертит линии и штрихи поверх, горячо объясняя что-то.
Он же хотел уточнить, где находится, вспоминаю запоздало.
Они ему сейчас объяснят, и он пойдёт дальше своей дорогой…
Сердце сжимается в тоске, природу которой мне трудно объяснить. Хотела бы я быть такой же свободной. Интересно – каково это, когда ты можешь пойти, куда пожелаешь? Когда все дороги мира тебе открыты? Не бояться ничего, а просто открывать сокровища и тайны этого мира так же просто, будто крышку сундука?
Жаль, что я никогда этого не узнаю.
Вспыхиваю и отвожу глаза, когда мой взгляд перехватывает вдруг пристальный синий.
Говорит что-то старейшине, а сам смотрит на меня.
Робко поднимаю глаза снова, когда думаю, что уже можно, что уже отвлёкся… и тут же краснею сильней. Потому что по-прежнему смотрит. Через всё разделяющее нас расстояние, через пламя костров, что взмывает ввысь и роняет снопы искр.
И у меня уже не получается отвернуться.
А потом…
Что-то неуловимо меняется.
Музыка становится тише. Ритм барабанов – приглушённый, гулкий, как биение моего сердца в этот миг.
Запевают другую песню.
Я понимаю, что начинается.
Кусая губы, смотрю на то, как Первый охотник подходит как бы невзначай к группке девушек, огибая крадучись площадку по кругу, держась в тени. Что-то говорит на ухо старшей дочери. Она отвечает снисходительной улыбкой и кивком. Сифакс треплет Армину по щеке и медленно, вразвалочку возвращается обратно.
А мне хочется подбежать к чужаку и силой утащить его за пределы круга. Попросить уйти и никогда больше не возвращаться. Потому что он сейчас – дичь, и даже не подозревает об этом.
Но я, конечно же, не решаюсь этого сделать.
У меня сердце кровью обливается, когда вижу, как первой из толпы девушек выходит Армина. Ни одна из её подруг не решается перебежать ей дорогу, конечно же.
Покачивая бёдрами и горделиво задрав голову, идёт через всю площадку, не таясь. Так, что парни по ту сторону забывают болтать и смотрят на неё все, как завороженные.
И только чужак продолжает пялиться на карту, вычерченную в чёрной земле, задумчиво потирая подбородок.
Затаив дыхание, наблюдаю за тем, как она вынимает из кармана юбки ритуальную чашу. Сверкает в пламени костра золочёный бок, инкрустированный самоцветами. Как грациозно склоняется над котлом и зачерпывает браги.
Первая чаша, самая почётная. Для самого почётного гостя. Которого выбрала женихом первая невеста в нашем селении. Злые и завистливые взгляды других парней острыми стрелами впиваются в чужака, но он этого не замечает.
Когда Армина обращается к чужестранцу, встав прямо перед ним и приосанившись, – он хмурится, как будто не понимает, кто это и что от него нужно.
Мне отсюда не слышно, что она говорит ему, протягивая чашу. Лишь тон её голоса. Грудной, бархатный, чарующий. Я знаю точно, что в правом кармане её красной юбки уже наготове браслет.
Нервно сжимая в пальцах ткань юбки, жду что ответит.
