Чужак смотрит настороженно. Сначала на протянутую чашу. После – в лицо красотки Армины.
Его глаза сужаются.
А мне в сердце вдруг словно тупую иглу вонзили. Я так ярко это представляю… вот сейчас он очаруется этой статной красавицей, чья грудь богато украшена бусами, и чья речь продолжает литься колдовским ручьём… не может не очароваться, они были бы очень красивой парой… она ему наденет браслет, возьмёт за руку, поведёт за собой прочь…
Синий взгляд снова хватает меня в капкан, ловит через всё это бесконечное разделяющее нас расстояние. Я вздрагиваю. Чужак вопросительно приподнимает тёмную бровь. Не понимает, наверное, почему так странно на него смотрю.
Коротко покачав головой, отказывает Армине.
Чашу из её рук не берёт и даже не смотрит больше, возвращаясь к прерванной беседе.
Она ещё пару мгновений словно зависает с чашей в руках. Как будто не может поверить, что ей – ей! – хоть кто-то хоть в чём-то посмел отказать. А потом, фыркнув, разворачивается резко и уходит прочь из круга света. Отец ловит её за локоть и приказывает вернуться в толпу невест. Ей сегодня ещё выбирать. Последний праздник, как и у меня. Она не имеет права сегодня уйти без мужа.
Вот только тот, кого она так хотела заарканить, не попался в сети. Мне кажется, это впервые в её жизни, чтоб кто-то избежал её чар. Я вижу, как её красивое лицо темнеет от злости.
И как, снисходительно похлопав старшую сестру по плечу, из её пальцев отбирает чашу младшая, Катрина.
Сколько я помню, у них всегда было негласное соперничество. Младшая дочь Первого охотника стремилась обогнать старшую в яркости нарядов, блеске монист… в количестве поклонников и разбитых сердец. Вот и сейчас, прежде чем выйти в круг света, очерченный кострами, она… дёргает ниже вырез своей рубахи. И чуть распускает стягивающую его тесьму.
Плывёт через всю площадку, будто лебедь по озеру. Как будто исполняет колдовской танец. На такую невозможно не засмотреться. В такую невозможно не влюбиться.
Она склоняется перед гостем в поклоне.
И я могу представить, какой шикарный вид открывается перед ним, если даже сидящие рядом старейшины едва из сапог не выпрыгивают и выглядят так, будто мечтали бы сейчас скинуть годков по тридцать-сорок.
Протягивает чашу моему чужаку. И с игривой улыбкой в голосе обращается к нему так звонко, что слышно даже на моей стороне:
- Добро пожаловать, господин! Не хотели бы вы остаться в нашей деревне подольше? Мы здесь… очень дружелюбны к гостям. Тем более, таким симпатичным…
Он замолкает и медленно, пристальным взглядом с прищуром окидывает всю её фигуру, снизу доверху…
У меня темнеет перед глазами и перестаёт хватать воздуха в груди.
Катрина, воодушевлённая тем, что не отказывается от чаши сразу, решает развить успех. И грациозным движением склоняется к гостю. Кладёт ему руку на плечо. Шепчет что-то на ухо.
Мне хочется отвернуться. Мне хочется перестать смотреть на то, что с каждой минутой словно проворачивает нож у меня в сердце. Но почему-то не могу.
Своим выставленным на обозрение бюстом Катрина чуть ли не ложится на него.
А он не отталкивает.
Только роняет сдержанно несколько слов.
И Катрина вдруг резко выпрямляется. Отшатывается от него, словно ошпаренная.
Выплескивает брагу из чаши в костёр. Огонь, ярко вспыхнув, отвечает ворохом искр до небес на это подношение. Отшвыривает сосуд под ноги. И уходит быстрым шагом прочь.
