Тянет отрубиться, но уснуть сном младенца не дают пакостные мыслишки в голове. Вот что бы стало с Лали, если бы я случайно не оказался в тех краях? Они бы ее разорвали, не оставив ничего. Бессознательно сжимаю пальцы в кулаки.
— Слушай, ты зачем пошла на съем, будучи девочкой? Неужели других путей не было? Пойти полы мыть или, не знаю, продать что-то из вещей.
— Я пробовала, — произносит глухим голосом со звенящей хрипотцой и утыкается носом в мое плечо. Внутренности стискивает колючей проволокой, и я просто касаюсь ее лба губами. — Я пыталась мыть полы в школе по вечерам, но надо мной стали смеяться. Еще сильнее, чем обычно. Ребята обливали меня грязной водой, заталкивали тряпки в сумку…Называли замарашкой. А вещи я уже все давно продала. Ничего не осталось, что можно было обменять хотя бы на пачку крупы.
— Никакая ты не замарашка, — сконфуженно шепчу я. — Пообещай, что больше на такие дела не пойдешь.
Завтра отвезу ее в магазин и куплю красивое платье. А лучше два. Весь отдел скуплю, к херам. Красивая она и…беззащитная такая. Никому в обиду не дам.
— Обещаю, — кивает Лали и вновь заглядывает мне в глаза. От этого взгляда внутренности словно в блендере крутит. — У тебя кто-то есть? Девушка? Жена?
«У меня есть ты», — почти срывается с губ, но нельзя так уж плыть, и я просто ее успокаиваю: — Нет. Я одинокий волк.
Лали приподнимается на локте, вновь подцепляет меня на крючок своего оленьего взгляда и спрашивает крайне заискивающим тоном:
— Ты позвонишь завтра насчет детей?
Блин, совсем забыл. Несвойственное мне чувство вины дергает нервом в грудине, и я понимаю, что все-таки придется поднапрячься. И в то же время так гордо за малышку стало. Молодец она, что за своих зверенышей, наклепанных мамашей-инкубатором, готова глотки драть.
— Утром позвоню, — целую ее в кончик носа. — Спи.
Смотрит на меня сонными глазками и уютно сворачивается в моих руках большой грациозной кошкой.
Я не сплю с женщинами. Я с ними трахаюсь, а потом выставляю из своей постели или сам ухожу из чужой. А сейчас мне хочется спать с ней в обнимку. Либо старость, либо меня просто так забирает ее типаж.
Поворачиваюсь набок и приподнимаюсь на локте. Лали скинула с себя одеяло и разметалась по своей половине кровати. Да, да, девчонка из трущоб каким-то непостижимым образом отжала у меня половину далеко не брачного ложа.
Меня и так мучит утренний стояк, а тут еще такое зрелище. Девчонка лежит на животе, выпятив соблазнительную попку, и подсунув под щеку подушку. Тянусь к ней и провожу пальцем вдоль позвоночника и до самого копчика. Лали что-то сонно бормочет и покрепче обнимает подушку. Я целую торчащее плечо и накрываю ее одеялом.
Можно, конечно, поразвлечься даже без взрослящего проникновения, но мой сегодняшний выбор — это утреннее воздержание. Оно добавит перцу нашей общей теперь интимной жизни.
Ладно, самое время включить подзабытый за последнее время спортивный режим. Натягиваю шорты, обматываю кисти боксерскими бинтами и иду в гостиную, если ее вообще можно так назвать. В приличном метраже есть все, чтобы хорошо провести время: большой диван, плазма в полстены с хорошей коллекцией экзотической порнухи в придачу, барная стойка, заставленная бухлом на любой вкус, и боксерский мешок, крепящийся к потолку массивными цепями.
Молочу «увальня» что есть мочи. «Двоечки», «троечки», джебы — все идет в дело, а потом подключаются ноги. Работаю как машина, пока тело не становится тяжелым, ватным и неповоротливым. Раньше останавливаться не привык. Так во всем: если зарабатывать, то миллионы, сокрушать врагов — в пыль, трахаться — до изнеможения и, вероятно, если спасать принцессу-девственницу, то тоже на совесть.
