— Но ребёнок…
— Да не смотрите на меня так, будто там эксплуатируют детский труд, а я Сашку сдать туда собирался! — рявкнул Булатов, и я невольно вздрогнула от прорезавшейся в его голосе ярости. — То, что она там оказалось, было чистой случайностью!
Как и взрыв?..
Боже мой, до чего же всё оказалось запутанно. Я искала ответы, а нашла целый ворох новых опросов.
— Саша дала понять, что вы были там, когда… всё случилось.
— Да, я был там.
— И не успели её спасти.
Его голова дёрнулась. Булатов смотрел на меня так, будто я влепила ему пощёчину.
— Она здесь. Она жива. Я её спас.
— Да, но… не спасли от психологической травмы. И на вас он тоже повлиял, так ведь? Этот взрыв. Там что-то случилось…
Булатов мотнул головой, но не похоже чтобы отрицал сказанное. Скорее пытался отогнать болезненные воспоминания.
— Послушайте, не пытайтесь заодно и мои мозги вправить. Я вам напомню, у вас одна обязанность — Сашка. Ею и занимайтесь.
— Ею я как раз и занята. А вы не то что не помогаете, вы мешаете.
Чёрные брови изогнулись в гневном недоумении.
— Запутываете меня своей полуправдой, — пояснила я.
— А я могу настолько вам доверять, чтобы делиться с вами всем без разбора? Проповедуй я такой идиотизм, и вам бы сейчас не за кем было присматривать.
Его последние слова не оставляли простора для фантазии. И не похоже, чтобы он преувеличивал. Пусть я его почти не знала, но и так несложно понять, что Булатов не из тех, кто любит приукрашивать или драматизировать. Он предпочитал голые факты.
— Ещё что-нибудь? У меня важные дела. Я не буду торчать здесь вечно.
— Я понимаю, как вас это злит, Дамир Александрович, но вы кормите меня жалкими крохами. Мне нужно больше.
Он так и вцепился в меня своим взглядом.
— Надо же, какая требовательность. И едва ли не с порога.
— Это продиктовано необходимостью.
Он шагнул мне навстречу, и мой взгляд почему-то упёрся ему в грудь. Верхняя пуговица его белой рубашки была неосмотрительно расстёгнута, открывая поросший тёмными волосами участок загорелой кожи.
— Да бросьте. С вашего появления в моём доме ещё и суток не прошло, а вы уже требуете от меня наизнанку перед вами вывернуться. Появляетесь в моём доме, вся из себя невинный ягнёночек…
— Я вам не ягнёночек! Не смейте так меня называть!
В отместку его взгляд приковал меня к себе, и я до того в этот взгляд провалилась, что умудрилась пропустить момент, когда Булатов приблизился ко мне почти вплотную, открыто попирая все мои права на личное пространство.
Теперь его голос стелился совсем низко, со страшно обманчивым спокойствием:
— И этот ягнёночек, требуя открытости от меня, ни черта не рассказывает о себе.
Дыхание перехватило. Температура в бильярдной рванула под потолок.
— Это… это бред какой-то… я-то вам зачем?
— Откровенность за откровенность, например.
Этот проклятущий взгляд… я буквально кожей его чувствовала. Да как он это делал?!
— Да что угодно спрашивайте. Я вам врать не собираюсь.
— Хм… — его губы скривились так, будто улыбка пыталась изогнуть их без его на то спроса. — А чего вы боитесь?
Я не знала, какого вопроса от него ожидала, но сейчас, наверное, любой бы меня удивил. Однако я помнила золотое правило: что угодно, только не лгать.
— М-многого. Многого боюсь.
— Например?
— Т-темноты… иногда.
— Ещё.
— Змей.
— Ещё.
— Пауков. Вообще насекомых.
— Ещё.
— Не оправдать ожиданий.
— Дальше.
— Одиночества.
— Близости.
— Что?.. — я подумала, что ослышалась.
