По возможности без лирических фраз,
Расскажу вам историю эту на ночь…
Не в некотором царстве, а в республике у нас
Жил гражданин Семен Иваныч.
Было ему сорок восемь лет,
Жил он, по-видимому, сыто,
Ходил постоянно обут и одет,
Ибо служил в кооперативе Госмыта.
По вечерам он пил кефир,
Мечтал почему-то о загранице,
И пытаясь одолеть «Ордер на мир»,
Каждый раз засыпал на третьей странице.
Ну и жил бы себе, да и дело с концом!
Но несколько странным его мать уродила:
Неизвестно отчего напоминал он лицом
Самого лучшего нильского крокодила.
Крокодил, безусловно, очень хорош
И даже пользуется уваженьем,
Но если человек на него похож,
Это нельзя назвать достиженьем!
И в той же квартире номер шестой, —
Как опишу сие хладнокровно! —
Сияя своей пролетарской красотой,
Цвела комсомолка Марья Петровна.
Она имела жирные уста,
Говорила нудно и слишком длинно,
Была глупа и потрясающе толста
И, по ее словам, невинна.
И когда по ночам скрипела кровать
Под телом ее сырым и мясистым,
Семена Иваныча это не могло не волновать,
Хоть он и считался на службе марксистом.
Он кряхтел и думал: «Я так одинок,
Заведу-ка романчик с этою Машей,
При ее содействии смешной такой щенок
В будущем году назовет меня папашей.
К тому же, во-первых, она ходит в райком,
Во-вторых, у ней есть за что подержаться;
Побалую ее конфетками с чайком,
Авось она не очень будет жаться?!.»
И в те же минуты ворочаясь без сна
Так, что внизу сыпалась известка
И мыши смертельно пугались, она
Рассуждала по-женски практично и жестко:
– «Нужно мне с ним спеться, хошь не хошь,
Это не такая уж большая досада,
Что Семен Иваныч здорово похож
На кого-то из злогического сада!
Во всяком случае его следует нагреть,
Довольно мне разыгрывать египетскую муму
При его солидности его треть
Должна представлять огромадную сумму!..»
И обсудив все детали со всех сторон,
Деловитая пролетарская фея
И распаленный буржуазный селадон
Мгновенно погружались в объятия Морфея.
И вот что мы видим через несколько дней:
Они во власти магического круга,
То она у него, то он у ней,
Словом, не могут наглядеться друг на друга.
Часто Марья Петровна впадая в гнев,
Возмущается ужасно поведеньем Чемберлена,
А Семен Иваныч от томленья побледнев,
В это время пожимает ее левое колено.
Потом, в свою очередь, ведет рассказ,
Немногословно, но красноречиво,
О том, как он собирался на Кавказ
И о недостатках кооператива.
Но в одну непрекрасную ночь, когда
Они пили чай, рассуждая о Париже,
Мой герой решил: Все это – ерунда!
Один разговор, надо к делу ближе.
И, высморкавшись, неожиданно рек:
– «Мэри, я мечтаю о Вас как о чуде,
Будьте моею сейчас… и навек!..
И храбро схватил ее за груди.
Но Марья Петровна была хитра,
Она и здесь поступила прекрасно:
Подумала: Дурак, давно пора!
Но сделала вид, что никак не согласна.
И когда, наконец, она решилась пасть,
Он перед таким телесным изобильем,
Прямо-таки африканскую страсть
Отразил на своем лице крокодильем.
И разинув рот изо всех сил,
Тут же на диване, под часами,
Сразу ей голову откусил,
Которую и проглотил вместе с волосами.
А Марья Петровна, этот бедный голубок,
