Нежнее неба. Собрание стихотворений - страница 57



Только укоризненно вздохнула,
Перевернулась на правый бок
И как ни в чем не бывало заснула.
Семен же Иваныч, выпив свой кефир,
Попытался выполнить невозможный номер,
А именно: осилить «Ордер на мир»,
Но на третьей странице не выдержал и помер.
5
А на утро в райкоме товарищ Якот
Развивал свой взгляд голосом еловым:
– «Человек, это ведь не рогатый скот,
Он отлично может прожить и безголовым!
У нее есть руки, чтоб голосовать,
Имеются ноги – заниматься физкультурой,
Чего же еще? А на голову наплевать,
По крайней мере не будет дурой!..»
Но товарищ Цацкин, известный кипяток,
На него набросился разъяренной пумой:
– «А на чем ей носить красный платок?!.
Ты об этом, товарищ Якот, подумай…»
Его поддержали и начали преть,
И через несколько часов, в поту и в мыле,
Что-то такое, не мог я подсмотреть,
При одном воздержавшемся постановили.
А чтобы покончить разом с молвой,
И чтобы пострадавшей не было обидно,
Ей дали удостоверенье, что она с головой,
Но только головы у нее не видно.
6
Женщины, вникните в мои слова:
Каждой из вас, как и всякому мужчине,
Весьма и весьма необходима голова,
По очень и очень уважительной причине.
Поэтому куда бы вас расчет не заводил,
Остерегайтесь подозрительных идиллий:
Ведь если ваш партнер лицом крокодил,
Значит у него и темперамент крокодилий!
12–13 июля 1926 года.
Москва

Рецензия («С чувством ужаса тупого…»)

С чувством ужаса тупого,
Очевидно за грехи,
Я прочел сейчас Попова
Закавказские стихи.
Вместо всяческих «жемчужин»,
Отыскал я в них «клопов»…
Нет, решительно не нужен
ВСП пиит Попов!
1926 г. 18 сентября. Суббота.
Москва

«Единственное счастье у меня…»

Единственное счастье у меня
Любовь к тебе, она бурлит по венам,
Ежеминутной нежностью пьяня,
Не утоляя вымыслом мгновенным.
Ей только два предписаны пути:
Иль просиять, иль не дождавшись света
Ютиться в клетке сердца взаперти,
Щадя самолюбивого поэта.
Еще дышу тобою и пока
Ношу любовь как милую обузу,
Которая быть может на века
Озолотит лирическую Музу.
<1926 г. 27 сентября. Понедельник.
Москва>

«Как мог я – безумный – поверить, что ты виновата?..»

Как мог я – безумный – поверить, что ты виновата?
Закатная сырость ползет по сентябрьскому саду,
Под липами грустно, а небо чуть зеленовато,
И острая жалость сменяет тупую досаду.
Сейчас только, здесь только, в сумраке этом лиловом,
Я понял, что значит с единственной в мире расстаться;
О, милая, милая, я оскорбил тебя словом,
Свой храм оскверняя безумной хулой святотатца…
<1926 г. 28 сентября. Вторник.
Москва>

«К терпенью, о Муза, себя приучай!..»

К терпенью, о Муза, себя приучай!..
Здесь в поте лица говорят и внимают,
Едят бутерброды и кушают чай
И делают вид, что стихи понимают.
Здесь – этот осанист, а тот неказист —
Сидят знатоки всевозможных пиитик,
И каждый из них диалектик-марксист,
И каждый иль в прошлом иль в будущем критик.
А в центре стола и вниманья она, —
Для многих к грядущему мост из былого, —
«Трудами» и формами отягчена,
Давать соизволит «по поводу слово».
Здесь в прениях ставят вопросы ребром,
Хотя разрешать их никто не намерен,
Здесь барды от сох щеголяют нутром,
В стихах повествуя, что чувствует мерин.
И вот все сидят с выраженьем в лице,
Друг друга словами до одури мают,
И спорят о выеденном яйце,
И делают вид, что они понимают…
<1926 г. 4 октября. Понедельник.
Москва>

Товарищи («Товарищи, товарищи, сюда!…»)

Начало ненаписанной пьесы в стихах

– «Товарищи, товарищи, сюда!
Я отыскал…» – «Всегда найдет пройдоха»