Нежнее неба. Собрание стихотворений - страница 59



Но странно все ж, что Людвиг ван Бетховен
Старался по-звериному рычать.
1926 г. 11 декабря. Суббота.
Москва

Поэтам («Пусть слова поэзии крылаты…»)

Пусть слова поэзии крылаты,
Им нельзя остаться налегке,
Мы должны заковывать их в латы
И друг с другом спаявать в строке.
Чтоб порывом творческого ветра,
На крутом лирическом пути,
Не могло их выбросить из метра
И сухими листьями взмести.
Нам дана жестокая година,
Мы вдвойне обязаны уметь
Слить в стихотвореньи воедино
Душу с телом – золото и медь.
И тогда с самим собой в беседе
Мы по праву можем быть горды,
Ибо сплав из золота и меди
Не боится крови и воды.
<1926 г. 17 декабря. Пятница.
Москва>

«О, пролетарии всех стран…»

О, пролетарии всех стран!
          Взгляните на осла вы,
Что напустив воды в «Буран»,
          Всемирной жаждет славы.
Бороться можете лишь вы
          С таким его соблазном,
А то не верит он – увы! —
          Поэтам буржуазным.
Навек избавьте от химер
          Его рассудок детский,
Внушив ему что не Гомер
          Он даже и советский.
1927 г. 4 января. Понедельник.
Москва

«Длинней чем Марксов «Капитал»…»

Длинней чем Марксов «Капитал»
твоя поэма для народа;
Ты сочинял ее три года
И три часа подряд читал.
Пиит, сей труд тобой зачатый,
Для блага собственной души
Хоть тридцать лет еще пиши,
Но… не читай и не печатай!..
1927 г. 10 января. Понедельник.
Москва

«Сразу видно он – Морской…»

Сразу видно: он – Морской!
Что ни строчка, то водица,
Веет нудью и тоской
И ни к черту не годится.
1927 г. 10 января. Понедельник.
Москва

«Погнавшися за мировою славой…»

Погнавшися за мировою славой,
В одной литературной мастерской,
Нас щедро полил собственной «Полтавой»
Пиита по прозванию: Морской.
Хоть труд его огромен по размерам,
Но автор и с терпением таким
Ни Пушкиным не будет, ни Гомером,
А навсегда останется Морским.
1927 г. 10 января. Понедельник.
Москва

П. А. Радимову («Я для тебя, Радимов Павел…»)

Я для тебя, Радимов Павел,
Средь суматохи городской,
В «Прохладу» эти строки вставил
«Своею собственной рукой».
Скажу тебе: Гекзаметр древний
С твоими темами в ладу
И пахнет русскою деревней
Твой гимн крестьянскому труду.
И мне всегда приятна встреча
С тобой, в котором столько лет
Живут, друг другу не переча,
И живописец, и поэт.
<1927 г. 15 января. Суббота.
Москва>

«Ты пришла несвоевременно…»

Ты пришла несвоевременно
И обиделась к тому ж,
Но ведь в том, что ты беременна
Виноват не я, а муж!
1927 г. 21 января. Пятница.
Москва

«Было ясно мне, что Шурочка…»

Было ясно мне, что Шурочка —
Патентованная дурочка,
А сейчас скажу я хмуро:
Александра дочь Никифора —
Беспатентная кикимора
И не дурочка, а дура!
1927 г. 21 января. Пятница.
Москва

«К родной поэзии влеком…»

К родной поэзии влеком,
Поет восторженный нарком
Свой очередный панегирик:
– «Иосиф Уткин, вот сатирик,
С войной гражданскою знаком,
Владеет русским языком
И вообще изящный лирик!..»
Читатель, ты ему не верь:
Москва не Тула и не Тверь,
Здесь знают внемлющие чутко
Хотя бы голосу рассудка,
Что средь лирических тетерь
Сей Уткин – как его не мерь —
Лишь поэтическая утка!
<1927 г. 27 января. Четверг.
Москва>

Сон и явь («Писатель Свирский видел сон…»)

Писатель Свирский видел сон,
Что он не он, а Петерсон, —
О незабвенное виденье! —
Что уж не Герценовский Дом,
Сей литераторский содом,
А тихий Кремль его владенье.
Но, пробудясь, почтенный муж
Сообразил, что это – чушь
И стал от гнева фиолетов,
И пальцем тыкая в меню,
Решил: «Сегодня ж прогоню
Из этих стен Союз Поэтов!..»