Нежность сердечных струн - страница 9

Как можно жить с человеком и не любить его? И как можно… убить? Не лучше ли просто уйти, развестись? Бывает же, что люди не сходятся. Но зачем так…"

История убийства

Ночь была чёрной, как мазут. В далёкой кишлаке, на окраине маленького селения среди холмов, дом Поюзбека стоял в тишине, будто давно заброшенный. Но внутри этого старого дома происходила драма, которую никто не забыл бы, узнав правду.

Поюзбек вернулся с базара поздно. Лицо его было хмурым. На улице говорили, что его жена, молодая и красивая, уже давно охладела к нему. Она часто пропадала вечерами, а соседи шептались. Поюзбек молчал. Он варился в своей ревности, как в кипятке. Он был человеком старых понятий – его воспитали в строгости, где честь семьи значила больше жизни.

В ту ночь он услышал шорох в хлеву.

Подняв керосиновую лампу, он тихо пошёл туда. Там стояла его жена – в углу, рядом с каким-то мужчиной. Не успев сказать ни слова, Поюзбек выронил лампу, и всё окрасилось в красный свет разбитого стекла и парафинового пламени.

Мужчина сбежал. Жена бросилась за ним, но Поюзбек схватил её за волосы, повалил на пол и кричал, как раненый зверь:

– "Ты предала мой хлеб, мой кров, мою честь!"

Он не помнил, как взял железный прут, что валялся у двери. Он бил, пока кровь не залила глиняный пол. Потом замер. Всё стихло.

Когда рассвело, он ушёл.

Закрыв дверь, он надел чистую рубаху, собрал немного денег и документы. Он сел на старого осла и поехал, как будто ничего не случилось. Он рассказывал всем, что жена уехала к родственникам. В глаза глядел – не дрогнул.

Но один мальчик, сын соседа, увидел, как Поюзбек ночью тянул мешок к ручью.

И когда Эфенди в будущем спросил пограничника – «Почему вы его задержали?», тот только тяжело выдохнул:

– Убийцу свою совесть не отпускает. Он не бежал – он уходил медленно, будто сам хотел, чтобы его поймали. Почему жена хотела уйти от него? Да, именно так. Жена Поюзбека хотела уйти от него, потому что её жизнь превратилась в мучение.

Поюзбек за пределами дома казался уравновешенным, но за закрытыми дверями он становился другим человеком. Он часто пил – начинал с одного стакана, а потом уходил в запой. В такие дни в доме царили страх и тишина. Он кричал, обвинял её в изменах без доказательств, а потом – поднимал руку. После – каялся, плакал, говорил, что это в последний раз. Но это не было последним.

Жена пыталась терпеть, как делали многие в таких селениях. Из-за детей, из-за страха осуждения, из-за безысходности. Но внутри неё росло отчаяние и гнев. Она перестала смотреть на него с любовью – в её взгляде поселился холод и отвращение.

Возможно, тот мужчина в хлеву не был её любовником. Возможно, он был просто другом или дальним родственником, с кем она обсуждала, как уйти, как сбежать, как спастись. Но Поюзбек, ослеплённый злобой, видел в этом лишь предательство. И вот та роковая ночь стала последней точкой.

В ту последнюю ночь, когда в хлеву горела тусклая лампа, а снаружи шумел ледяной родник, она стояла, сжимая в руках узелок с несколькими вещами. В голове у неё проносились годы – быстро, как будто кто-то пролистывал старый альбом памяти.

"Я не родилась для этого."

– подумала она, глядя на солому под ногами.

В детстве её звали Айгуляй, по имени, которое значило "лунный цветок". Отец звал её так ласково, укрывая от ветра, когда она, ещё девочка, сидела у очага и грела руки. Мать, строгая, но нежная, мечтала, что дочь вырастет счастливой – не богатой, а любимой, не знатной, но свободной.